Исмаил Гаспринский об интеграции мусульман в социально-политическое пространство Российской империи

Введение

«Между нами [российскими мусульманами] вовсе нет просвещенных, сведущих и понимающих время людей, а в них мы часто нуждаемся как в болезнях, так и в здоровом состоянии», – писал в 1883 г., в первый год издания своей газеты «Переводчик-Терджиман»¹ (далее – «Терджиман»), известный мусульманский деятель поздней Российской империи Исмаил Гаспринский (1851–1914). Под словами «сведущие» и «понимающие время» он подразумевал совершенно конкретные качества, а именно: достаточный уровень образования, позволяющий занять позиции в имперской иерархии, и прогрессивные взгляды. «Чтобы эти люди были, – продолжал он, – надо, чтобы дети наши, хоть дети людей состоятельных, учились, чтобы быть чиновниками, докторами, судьями, адвокатами и прочее. Училищ в России много; права нам даны достаточные» [1]².

Подобные заявления Гаспринского показывают наличие не только потенциального «запроса» в среде мусульман занимать определенные должности, но и соответствующих возможностей в имперском обществе. Так, пореформенный период 1880-х гг., когда Гаспринский публично выступил с социально-политическим проектом для российских мусульман, открывал для них более широкие социальные, в том числе карьерные, возможности. В частности, как показал на примере Казани и Крыма Штефан Кирмсе в своей книге «Законная империя» (The Lawful Empire), введение в России в период Великих реформ 1860–70-х гг. новых судов создало более инклюзивную среду для мусульман этих регионов сравнительно с предшествующим периодом [2, c. 275–294]. В новой судебной системе мусульмане отныне могли выступать не только сторонами судебных процессов, но и судьями, адвокатами, переводчиками. Возможности вертикальной социальной мобильности для них оставались, однако, ограниченными.

Вместе с тем период правления двух последних российских императоров Александра III и Николая II ознаменовался усилением национализирующей политики центра и попытками создать «национальное государство» в многоликой, поликонфессиональной империи [3]. В Российской империи при этом не сложилось единообразной, последовательной политики в отношении многонационального населения. Джейн Бурбанк охарактеризовала эту систему как «режим имперских прав» (imperial rights regime), суть которой заключалась в дифференцированном управлении неоднородными группами подданных, объединенных по признаку сословной, конфессиональной или этнической принадлежности [4]. Существовавшая система признавала и во многом закрепляла культурные различия внутри населения империи, однако применялась в отношении разных групп подданных неравномерно и не всегда систематически.

Проект Гаспринского, таким образом, с одной стороны, может рассматриваться как ответ на вызовы «сверху» и отражение сложной имперской системы управления. С другой же, он направлялся на внутреннюю консолидацию мусульман как отдельной группы подданных. В этом ключе он охватывал именно те сферы мусульманской жизни, обновление которых могло обеспечить более успешную интеграцию российских мусульман в имперское социально-политическое пространство, а именно: реформирование традиционной мусульманской системы образования согласно «новому методу» (усуль-и джадид)³ и популяризация светского образования как такового, а также реструктуризация существующих магометанских духовных правлений [5].

Вклад Гаспринского в развитие мусульманского сообщества широко известен и, как представляется, не требует детальных пояснений. Сам Гаспринский признан выдающимся мусульманским просветителем и реформатором. Предлагаемые им реформы при этом направлялись на модернизацию по европейской модели. Как отмечали в своих работах Э. Лаззерини и М. Туна, европейские представления о модерности оказали заметное влияние на дискурс Исмаила Гаспринского и его единомышленников-мусульман [6]; [7]. Однако, признавая подобное влияние, важно отметить, что «мусульманский проект» Гаспринского окончательно сложился к началу XX вв., когда в России уже сформировался слой по-европейски образованных мусульман, говорящих на языке европейской модерности, но стремившихся дать ответы на вызовы, возникшие именно в контексте империи, в частности, на такой из них, как социальная мобильность мусульман.

В данной статье, таким образом, предлагается рассмотреть проект Гаспринского с точки зрения проблемы интеграции мусульман в имперский социум. В качестве основного источника исследования использованы двуязычные материалы газеты «Переводчик-Терджиман» за 1883–1914 гг., которая являлась центральной информационной платформой для обсуждения «мусульманского вопроса» в Российской империи и до 1905 г. практически не имела конкурентов в лице других мусульманских периодических изданий.

«Мусульманский проект» Исмаила Гаспринского в имперском контексте

Еще до начала издания газеты «Терджиман» Гаспринский в своей брошюре «Русское мусульманство: мысли, заметки, наблюдения мусульманина» (1881) предложил властям придерживаться системы управления многонациональным населением империи, основанной на стремлении «к единению нравственному, так сказать, к нравственной, духовной ассимиляции на принципах национальной индивидуальности, свободы и самоуправления» [8, c. 92]. Его предложение о «самоуправлении», по всей видимости, отражало существовавшую политическую систему, в рамках которой «множество правовых режимов, легализованных внутри империи, одновременно утверждало верховную власть российского правления и позволяло населению в значительной степени управляться самим» [4, c. 402].

Гаспринский в целом мыслил свой «мусульманский проект» не в изоляции, а как часть имперской ситуации, регулярно ссылаясь на положение других этноконфессиональных групп, населявших империю. В качестве положительного примера управления Гаспринский приводил, в частности, Главное управление Армяно-григорианской церковью, указывая, к примеру, на то, что «Г.⁴ Католикос армян и члены духовного управления отличаются обширным духовным и светским образованием. Они одинаково хорошо понимают, что нужно для молитвы и для жизни народа» [9]. В подобных утверждениях подчеркивалась важная роль духовных правлений не только как религиозных институтов, но и как административных учреждений, ведающих внутренней жизнью населения.

То, что Гаспринский указывал на наличие светского образования у членов армянского духовного правления, в целом было созвучно его представлению о важной административной функции духовенства в имперской системе управления. В отношении духовных правлений мусульман в этой связи он, в частности, заявлял: «В Персии, Бухаре знание муфтием только духовных наук быть может достаточно; там он лицо духовное и судья духовный, но в России муфтий кроме того гражданский сановник и представитель мусульман перед правительством и судом» [10].

Свою позицию Гаспринский подкреплял также примерами, когда высшую ступень в духовной иерархии (должность муфтия) занимало «лицо светское». «В 1878 году впервые раздался голос за избрание в муфтии лица со светским образованием. Через пять лет идея настолько окрепла уже, что в муфтии был избран ротмистр гвардии покойный князь Али-бей Хункалов. Несмотря на краткую службу, теперь нет в Крыму мусульманина, который бы не поминал его добром. О муфтии-мулле перестали думать даже сами муллы, поняв, что положение его обязывает быть просвещенным администратором» [11], – писал он в «Терджимане» в 1890 г. Интересно, что впоследствии Гаспринский упоминал Таврического муфтия А. Хункалова и Оренбургского муфтия С. Тевкелева (который являлся отставным офицером) в числе лиц, оказавших поддержку изданию «Терджимана» [12].

Подобная структура, когда во главе духовного правления стоит не «муфтий-мулла», а «муфтий-администратор», для Гаспринского и его единомышленников имела стратегическое значение. Она позволяла расширить возможности социальной мобильности для той части мусульманского населения (в первую очередь, из числа привилегированных сословий), которая не имела доступа к управлению мусульманским населением в отличие от «духовной касты» (термин Гаспринского).

В этой связи Гаспринский до 1905 г. выступал за расширение круга лиц, допущенных к выборам Таврического муфтия, которого затем утверждал в должности император, предлагая дополнить выборщиков из дворян, духовных лиц и старшин от сельского населения представителями купцов 1-й и 2-й гильдий, а также городскими и земскими гласными из числа мусульман [13]. В этой же связи проводилась идея о необходимости замены пожизненного избрания кади-аскеров⁵ и кадиев на пятилетний срок службы [13].

После 1905 г. подобные предложения трансформировались в требования всеобщих выборов муфтия на пятилетний срок с возможностью его смещения в случае неудовлетворения требованиям должности [14]; [15].

В революционный период 1905–1907 гг. Гаспринский и другие члены Всероссийского союза мусульман (Бутюн Русия мусульманларнын иттифакы) предлагали сохранить, но существенно реформировать духовные правления как институт власти, унифицировав их и передав контроль над ними из ведения государства в руки мусульманского населения, тем самым предоставив мусульманам «национально-культурную автономию» [16]. Параллельно с этим идея о всеобщем стремлении мусульман реформировать свои духовные правления систематически проводилась в этот период и в «Терджимане» [17]; [18].

Гаспринский, в свою очередь, еще задолго до Первой русской революции выступал за унификацию деятельности существовавших духовных правлений (Оренбургского, Таврического и двух Закавказских), отмечая, в частности: «Еще более пользы принесла бы мусульманскому обществу согласная, однообразная деятельность всех наших духовных управлений. Если бы достопочтенные муфтии Крыма, Оренбурга и Закавказья, при непременном участии г. шейх-уль-исляма, обдумав, обсудив ближайшие нужды своей паствы, обменялись бы мнениями друг с другом и затем сообща вели дело каждый в своем районе, придерживаясь, однако, общего принципа, или сообща возбуждали ходатайства, когда в том представлялась бы надобность, то деятельность их дала бы более солидные результаты, чем мы видели до сих пор» [19].

Исмаил Гаспринский подобными заявлениями транслировал идею о том, что наличие нескольких самостоятельных духовных правлений в Российской империи усложняло без того неравномерное управление мусульманами из разных регионов, имевших к тому же различия в правовом положении. К примеру, мусульманское население Башкирии обладало уникальным правом коллективной собственности на землю [20], а туркестанские мусульмане, в отличие от мусульман других регионов, не только не имели собственного духовного правления, но еще и подразделялись на «обычников» (киргизы) и «шариатников» (сарты), что подвергалось систематической критике в «Терджимане» [21].

Призывы Гаспринского к «единообразной деятельности» всех четырех духовных правлений, таким образом, с одной стороны, предполагали рационализацию существовавшей имперской системы управления, а с другой, способствовали реализации его «мусульманского проекта», нацеленного на консолидацию мусульман как отдельной группы имперских подданных.

Так, согласно представлениям Гаспринского, мусульмане как особая группа должны были иметь администраторов из своего круга. При этом в русской части «Терджимана», ориентированной на широкую общеимперскую публику, в том числе на представителей официальных властей, подчеркивалось, что «в интересах управления нашими мусульманскими областями было бы целесообразно способствовать подготовке мусульман к служебной деятельности в местной администрации» [22].

При этом в параллельном тюркском тексте вышеуказанной статьи, ориентированной в большей степени на самих мусульман, указывалось, что несение государственной службы является их законным правом и отвечает их интересам. «Если среди мусульман много знающих русский язык и изучивших [российские] законы и порядки, то государственная и чиновничья служба, без сомнения, это их право. <…> В настоящее время чиновники из числа мусульман присутствуют в разных отраслях. Однако, по одному или по два, то есть их совсем мало. <…> Ввиду того что от ремесленных наук и просвещения будет польза и им самим [мусульманам], и государству, этому вопросу необходимо уделить внимание», – говорилось в газете [22].

Как видно из приведенного примера, по-разному ставились акценты в русском и тюркском текстах двуязычного «Терджимана», что отвечало представлениям соответствующей целевой аудитории (русских или мусульман). Если по-русски говорилось об общегосударственных интересах и подтверждалась готовность мусульман интегрироваться в имперский социум, то в тюркском варианте акцент смещался на внутримусульманские интересы, открывавшиеся в случае их успешной интеграции.

Примечательно, что в 1889 г. Гаспринский выпустил по вопросу успешной модели интеграции в современном обществе специальную брошюру «Доходные и торговые войны» (Кясб ва тиджарат мухарабасе) на тюркском языке, в которой он обосновывает необходимость получения мусульманами профильного образования и изучения русского и европейских языков для выживания в условиях капиталистической конкуренции [23]. В частности, в брошюре указывалось: «В первую очередь мы должны предоставить студентов тем школам, где обучают и преподают ремесло и производство, и вырастить мастеров. <…> для обучения богословию едут в Бухару, Стамбул или Египет, откуда вышли все наши улемы; для обучения профессии и мастерству поступают в русские и европейские школы. <…> Имеющиеся сегодня у русских в России профессии, производство и разного рода методы, как и во всей Европе, были заимствованы у французов. <…> Для нас же обучение и путь к мастерству еще проще: если бы мы обучились существующим профессиям, если бы перевели на татарский язык русские книги о ремеслах и ресурсах – этого было бы достаточно» [23, с. 14–15]⁶.

Идею Гаспринского о том, что просвещение мусульман и подготовка локальных администраторов из их числа отвечает обоюдным интересам как мусульманского населения, так и имперских властей, убедительно резюмирует следующая цитата из «Терджимана»: «… а между тем, их [мусульман] личные интересы и пользы государственные должны бы вызывать заметный прирост просвещенных, культурных мусульман» [22].

«Мусульманское население нашего отечества одинаково нуждается как в подготовленных педагогах, так и в развитых переводчиках и чиновниках в разных отраслях местной администрации», – продолжал ту же мысль Гаспринский в другой статье, предлагая преобразовать государственные русско-татарские учительские школы в сторону расширения их программы для подготовки из числа мусульман не только учителей, но и государственных служащих разного профиля [24].

Критикуя узкую специализацию этих школ, Гаспринский в то же время поднимал в своей газете вопрос о непропорционально большом числе выпускников-мусульман с учительской специализацией относительно реального количества вакантных позиций. «Некоторые из окончивших в этом году Симферопольскую татарскую учительскую школу молодых людей обратились к нам, справляясь, не известно ли нам, какие учительские ваканции среди мусульман ведомства Оренбургского духовного правления, куда они могли бы быть принятыми учителями <…> Наше настоящее и тому подобное содействие, даже если поведет к какому-нибудь результату, но все же оно есть и останется случайным, помогая выбиться из трудного положения только некоторым», – указывал он в «Терджимане» [25].

В качестве еще одного важного аспекта данной проблемы Гаспринский называл неполноценность аттестатов этих школ, которые не предоставляли права выпускникам в дальнейшем поступать в вузы [25]. Гаспринский в этой связи отмечал в другой своей статье, что расширение программы русско-татарских учительских школ для приведения ее в соответствие с программой реальных гимназий позволило бы выпускникам продолжить обучение в университетах [24]. Тем самым доступ к высшему образованию как залог успешной интеграции мусульман открыто лоббировался в газете.

«Терджиман» был также вовлечен в процесс распределения частных стипендий и благотворительных средств для материальной поддержки университетских студентов из числа мусульман. Более того, в газете публиковались объявления о специальных стипендиях для мусульманок, как, например: «Землевладелец Феодосийского уезда Аджи⁷ Сулейман-ага Бейтуллаев предлагает нуждающимся мусульманкам две стипендии по 350 рублей каждая для прохождения медицинского факультета. Стипендиатки должны обязаться прослужить в Крыму по пяти лет» [26]. Таким образом, вопрос образования перекликался с «женским вопросом», направленным на социализацию женщин и их вовлечение в профессиональную деятельность.

Кроме того, в газете Гаспринского вопрос получения высшего образования представлялся как залог успешной социальной мобильности, значительно ограниченной в сословном российском обществе, особенно для мусульман из непривилегированных слоев. «Из мусульман дворянского (бекского) сословия уже бывали окончившие университет, но еще не было примера, чтобы высшее образование получил татарин из других сословий. Счастливым первенцем в этом случае является дерекойский уроженец Ахмед-ага Бекиров, блистательно окончивший юридический факультет Новороссийского университета. Бекиров посвящает себя присяжной адвокатуре (Симферополь)», – отмечалось в «Терджимане» [27].

Важность доступа мусульман к высшему образованию демонстрировалась в газете также на примере собственной семьи издателя. В частности, в ней сообщалось, что старший сын Гаспринского Рефат окончил Симферопольскую мужскую казенную гимназию, после чего поступил на юридический факультет (Казанского университета) [28].

Помимо высшего «светского» образования, Гаспринского занимал также вопрос реформирования высшей ступени религиозного образования мусульман (медресе). Так, при его непосредственном содействии была предпринята попытка реформирования бахчисарайского медресе «Зынджырлы», в программу которого входили кроме богословских дисциплин также светские предметы [29]. Таким образом, это крупнейшее медресе Крыма могло отныне готовить «прогрессивных» духовных лиц, то есть потенциальных единомышленников Гаспринского.

Предлагая включение преподавания русского языка и правоведения в этом и других медресе Российской империи, Гаспринский, в том числе, выступал за подготовку квалифицированных, компетентных кадров для магометанских духовных правлений. «Почти 10 лет назад в брошюре нашей ("Русское мусульманство", 1881) мы предлагали проект высших медресе, где бы будущие духовники мусульман и вообще учащиеся приобретали не только религиозные познания, но проходили бы на родном языке элементарный курс общеобразовательных наук, изучали бы русский язык и начала русского правоведения», – писал он по этому поводу в «Терджимане» [30].

Таким образом, до 1905 г. основное внимание газеты в контексте образования было сосредоточено на таких вопросах, как реформирование мусульманских мектебов и медресе согласно «новому методу» и их популяризация, а также реорганизация государственных школ и училищ для мусульман с целью расширения их программы и доступа мусульман к высшему образованию.

Но уже начиная с 1905 г. в «Терджимане» стала открыто отстаиваться идея образовательной автономии для мусульман, как представляется, ввиду следования одному из ключевых требований III Всероссийского мусульманского съезда, проведенного в августе 1906 г. в Нижнем Новгороде [16]. В этом ключе в «Терджимане», в частности, критике подвергалась передача мусульманских школ из ведомства Оренбургского магометанского духовного собрания под управление Министерства народного просвещения в 1870-х гг. «Конфессиональные мусульманские школы, бывшие в заведовании Оренбургского магометанского духовного собрания, были взяты в ведомство министерства народного просвещения. И за целое 30-летие этого ведения для этих школ ровно ничего не сделано, кроме того, что мусульманское население было запугано и раздражено», – отмечалось в этой связи в газете [31].

Кроме того, в новых социально-политических условиях после 1905 г. Гаспринский стал выступать за необходимость унификации образовательной системы для всех российских мусульман. С этой целью в «Терджимане» подчеркивалось, в частности, что ходатайства мусульман из разных регионов касательно образования заключали близкие по содержанию требования: образование на родном языке, обновление школьной программы, обеспечение прав мусульманских студентов и преподавателей и т. д. [32].

Заключение

В пореформенный период 1880–1890-х гг. «мусульманский проект» Гаспринского можно охарактеризовать как стремление обеспечить условия для лучшей интеграции консолидированного мусульманского сообщества в имперское социально-политическое пространство.

Важно отметить, что Гаспринский в своем проекте апеллировал к имперским категориям и стремился, с одной стороны, донести до единоверцев открывавшиеся социально-политические возможности модернизирующейся империи, а с другой, транслировать для официальных властей позицию о готовности мусульман интегрироваться.

В этой связи можно утверждать, что в газете «Терджиман», являвшейся важной информационной платформой по обсуждению «мусульманского вопроса» в Российской империи, присутствовали как минимум две дискурсивные стратегии, ориентированные на разные языковые аудитории.

Примечательно также, что Гаспринский в «Терджимане» призывал не к упразднению, а к преобразованию и реструктуризации магометанских духовных правлений и различных образовательных учреждений (таких как русско-татарские учительские школы), то есть именно тех институтов, которые легитимировали существование империи.

В контексте проекта Гаспринского реформирование духовных правлений и предложения по их унификации становятся важным фактором, гарантирующим внутреннюю консолидацию мусульман как отдельной группы имперских подданных. При этом предложения расширить состав магометанских духовных правлений за счет администраторов из числа светских лиц указывают на внутримусульманский «запрос» (в первую очередь, среди мусульман из привилегированных сословий, не имеющих религиозного образования), нацеленный на расширение их карьерных возможностей в подобных имперских управленческих институтах.

Проблема интеграции мусульман на страницах «Терджимана» нашла, пожалуй, наиболее полное освещение в вопросах образования. Высшее образование, в частности, представлялось ключевым фактором социальной мобильности мусульман. Таким образом, выходя за рамки дискурса о «новометодном» обучении, можно заметить, что просветительская деятельность Гаспринского имела под собой совершенно конкретные практические цели.

После революции 1905 г. «мусульманский проект» Гаспринского последовательно трансформировался в требования о предоставлении мусульманам «национально-культурной автономии». Но даже в новых социально-политических условиях мусульманские лидеры, включая Гаспринского, предлагали в значительно реформированном и унифицированном виде сохранить такой имперский институт, как духовное правление. Вопрос мусульманской «национально-культурной автономии» подразумевал, в частности, образовательную автономию. Многие предложения мусульман в этой связи носили кардинальный характер, но в целом последовательно продолжали те идеи, с которыми Гаспринский выступал в своей активной просветительской и реформаторской деятельности с начала 1880-х гг.