Preview

Minbar. Islamic Studies

Расширенный поиск

Наиб Байсунгур из Беноя: современные мифологемы и исторические реалии

https://doi.org/10.31162/2618-9569-2019-12-2-373-387

Содержание

Перейти к:

Аннотация

В статье рассматривается одна из важных и неисследованных страниц военной биографии чеченского наиба времен Кавказской войны Байсунгура из Беноя (1794–1861) – о его пребывании на Гунибе в августе 1859 г. и присутствии при пленении имама Шамиля. Этот эпизод в последнее время стал предметом различных научных и идеологических спекуляций. Автор привлек массив опубликованных исторических источников, часть которых ранее в исследовательской практике активно не использовалась; их успешно дополняют архивные исторические свидетельства, выявленные и проанализированные автором в фондах Российского государственного военно-исторического архива (Москва), Государственного архива Калужской области, Центрального государственного архива Республики Северная Осетия –Алания и др. Находясь в постоянном диалоге с историческими источниками различного происхождения, автор задает вопросы, сравнивает их «показания», что позволяет подробно реконструировать хронику последних месяцев и дней государства Шамиля в контексте военно-политического положения на Кавказе в 1859 г. Анализ многочисленных местных письменных арабоязычных источников, военно-штабных документов русской армии убедительно свидетельствует об отсутствии наиба Байсунгура на Гунибе в августе 1859 г., проводит грань между аргументированным историческим знанием и воображаемыми домыслами.

Для цитирования:


Тахнаева П.И. Наиб Байсунгур из Беноя: современные мифологемы и исторические реалии. Minbar. Islamic Studies. 2019;12(2):373-387. https://doi.org/10.31162/2618-9569-2019-12-2-373-387

For citation:


Takhnaeva P.I. Naib Baysunghur of Benoy: modern myths and historical facts. Minbar. Islamic Studies. 2019;12(2):373-387. (In Russ.) https://doi.org/10.31162/2618-9569-2019-12-2-373-387

Введение

В современном четырехтомном академическом издании «Истории Чечни» (2013) легендарный чеченский наиб Байсунгур Беноевский (1794-1861) пред­ставлен «известным наибом Беноевского общества» времен Кавказской войны, человеком, обладавшим «большим влиянием на других участников антиколо­ниальной борьбы народов Северного Кавказа, включая имама Шамиля» [1, с. 395]. Здесь же авторы без каких-либо ссылок на источники пересказыва­ют сюжет, который стал «классическим» в биографии легендарного наиба, не единожды воспетый писателями (П. Павленко [2], А. Айдамиров [3], М. Гасаналиев [4]), бардами (Т. Муцураев «Наиб Байсунгур», «Гуниб»; И. Алимсултанов «Гуниб», «Пленение имама Шамиля») и живописцами (Э. Сапаров «Гуниб (прорыв)», У. Мижев «Байсангур Беновский» (2002), Х. Исаев «Раздор») - Байсунгур, находясь в осажденном Гунибе, бросает в спину «сдающегося в плен» имама упреки в трусости, проклятия, прорывается сквозь цепь солдат и покидает Гуниб с целью продолжить борьбу. Авторы «Истории Чечни» писали: «Когда 25 августа 1859 года в Гунибе имам Шамиль сдался в плен, неистовый Байсунгур, потерявший в боях руку и ногу, отказался признать капитуляцию и удалился в родной аул, чтобы продолжать дело своей жизни» [1, с. 395]. В 2010 г. чеченские историки Ш. А. Гапуров и А. В. Бакашов вновь повторили этот сюжет в научной публикации: «Байсунгур Беноевский, бывший наиб Шамиля... Он был с имамом до последнего и ушел из Гуниба, прорвавшись через окружение царских войск» [5, с. 109].

Говоря о тяжелых увечьях мужественного наиба - «одноглазого», «одно­ногого», «однорукого», - авторы, по всей видимости, не преувеличивают. Во всяком случае, мы располагаем надежными свидетельствами двух современ­ников наиба - имама Шамиля и его сына Газимухаммада, записанными в июле-августе 1860 г. А. Руновским. В одном из них упоминается наиб бено- евцев «Байсунгур по прозванию ”Биргез” (одноглазый, кривой)»1, в другом - «важный человек. Байсунгур, отличавшийся знатностью рода и вместе с тем необыкновенным безобразием: рябой, одноглазый, с одной ногой, с одной рукой, искривленной в дугу»2. По чеченским преданиям, «его привязывали к лошади кожаными ремнями, и не ведающий страха наиб, выхватывая един­ственной рукой шашку и сверкая единственным глазом, мчался в самую гущу врагов» [6, с. 228].

Возможно, этот драматический сюжет о чеченском наибе, который вырвал­ся с осажденного Гуниба в августе 1859-го, получил широкое распространение после выхода в свет популярного исторического романа «Долгие ночи» чечен­ского писателя А. Айдамирова [3], хотя впервые он был опубликован у совет­ского писателя П. А. Павленко в «Кавказской повести»3. Ранее этот сюжет в литературе не прослеживается. Любопытно, что П. А. Павленко в историче­ской повести «Шамиль» лишь в одном предложении упоминает об «одногла­зом и одноруком наибе Беноя Бойсунгуре», который входил в состав «верхов­ного штаба» имама после потери Чечни [7, с. 179]. В 1933 г. писатель выезжал в Дагестан для сбора материала, был в Гунибе. Но сюжет о чеченском наибе, бросающем упрек в спину «сдающегося в плен» имама, у него появится только в 1957 г.: «Если уйдет к ним [русским] - проклянем! - сказал Байсунгур. На одно мгновение задержал имам - под взглядом Байсунгура - коня у моста и затем смелым аллюром пронесся меж солдат и мюридов, дерущихся на мосту. ”Проклят будешь Аллахом!” - Это крикнул Байсунгур, и острый, тонкий, пла­чущий крик его пронесся над многими» [2, с. 252]. Позднее, но без каких-либо ссылок, этот сюжет как исторический факт был введен в научный оборот чеченским историком Долханом Хожаевым в несколько беллетризованном исследо­вании «Чеченцы в русско-кавказской войне» [6]. По Хожаеву, решение имама Шамиля выйти к кн. Барятинскому из осажденного Гуниба, «роковой шаг», сопровождалось «яростью и проклятием, брошенным вслед искалеченным наибом из Беноя» [6, с. 86].

По Д. Хожаеву, в 1839 г., в конце августа, «бежал потерпевший поражение в Дагестане, но увенчанный в Ахульго славой мужественного воина Шамиль со своей семьей и несколькими соратниками. Измученного имама Дагестана при­ютил у себя Байсунгур» [6, с. 227]. Ичкерийский Беной являлся одним из пун­ктов в цепи селений, по которым следовал разбитый имам: Ахульго - Артлух - Алмак - Зандак - Даттых - Беной - Ведено - Гуш-Керт. Мухаммед-Тахир аль-Карахи о пребывании имама Шамиля в Беное писал: «Остановились в селении Байян. Жители этого селения также чествовали и угощали их. Хозяин, принявший в гости Шамиля, даже приходил в Таттахи для того, чтобы пригласить его к себе в гости. Там после 20 раджаба родился Мухаммед Шафи, сын Шамиля. На седьмой день его рождения была принесена положенная жертва [зарезан в честь рождения баран]. Затем вышли из Байяна и останови­лись в селении Видан [Ведено]». М.-Тахир аль-Карахи писал о сделанных тогда имамом назначениях: «Когда Шамиль проходил по селениям Байян и Видану, с ним встретились известный храбрец Шуайб ац-Цамутури и Джавад-хан ад-Дарги... Шамиль поставил их наибами в тех двух округах.» [8, с. 121]. О том, что Джаватхан был назначен тогда наибом Беноя, пишет в своей хронике дру­гой современник Иманмухаммад Гигатлинский [9, с. 116]. О Байсунгуре как о наибе Беноя или кунаке имама - ни слова. Вместе с тем, вне всякого сомне­ния, наиб Байсунгур являлся одним из активных участников сопротивления русским в Кавказскую войну.

«Важный человек» из Беноя: в документах не значится...

В настоящее время известна и опубликована значительная переписка имама Шамиля времен Кавказской войны, но здесь не встречается имя леген­дарного чеченца Байсунгура [10-13]. Имя Байсунгура не прослеживается и по русским источникам того времени. В 1838 г. ген.-л. Фезе выделял руководите­лей «непокорных чеченцев» Ичкерии (Мулла-Уди, Ташев-хаджи) и, называя Беной одним из центров Ичкерии, ни разу не упоминал имя Байсунгура. Не встречается его имя в русских источниках 1839 г. В частности, в рапорте от 10 мая 1839 г. ген.-л. Граббе военному министру гр. Чернышеву непокорный Беной был связан с именем Ташев-хаджи. Скорее всего, последний находил в Беное поддержку в лице Байсунгура. Его имя не встречается в российских источниках и 1840 г., когда поднялась практически вся Чечня. Он не упомянут в рапорте Граббе от 23 марта 1840 г., в котором перечислялись имена чеченцев, возглавивших восставшее Ичкеринское общество, «начавших усиливать свои партии, собирать аманатов, ружья и продовольствие, обязывать их общей клятвою». Граббе называет руководителей восстания - «Ташев-хаджи, Шуаиб- мулла и Джевад-хан»4.

По А. Руновскому, Газимухаммад рассказал ему об одном случае, который несколько проясняет положение Байсунгура в имамате в последние годы. Он произошел незадолго до взятия русскими войсками Ведено в апреле 1859 г., когда «Шамиль получил известия, возбудившие в нем сомнение насчет верности Беноевцев; вследствие чего послал его с сильною партиею к Беною... взять ама­натом самого важного, самого нужного для беноевцев человека. Этим важным человеком оказался Байсунгур, отличавшийся знатностью рода.». «Оказался»? Трудно предположить, что имам Шамиль, отдавая этот приказ, не знал к тому времени, кто в Беное являлся «важным человеком». Байсунгур встретил приказ имама достойно: «Указывая на свои глаза, на руки и ноги, Байсунгур говорил Гази-Магомету: “Все эти раны и увечья я получил, сражаясь против русских, и теперь я уже больше никуда не гожусь. Подумай: не будет ли тебе стыдно, что ты возьмешь в аманаты этакую дрянь? Возьми-ка лучше кого-нибудь другого, от кого можно ожидать проку больше, чем от меня”». Но и сын имама вел себя не менее достойно. Его ответ «заключал в себе и уважение к заслугам Байсунгура и тонкую лесть, весьма искусно связавшую наружное его безобразие с внутрен­ними достоинствами и с причинами, от которых безобразие произошло. Вообще же, из слов Гази-Магомета, Байсунгур должен был заключить, что его следует считать самым красивым молодцом во всем Дагестане. Таким обращением Гази- Магомет вызвал со стороны Байсунгура большое к себе расположение». Инцидент был дипломатично исчерпан, сам имам Шамиль «объявил ему, что убеждаясь его словами, он не хочет лишить Беноевцев их храброго Наиба; но имея надобность взять от них аманата, он считает в этом звании Байсунгура, которого оставляет дома, вполне доверяя его чести»5.

По русским источникам, с начала апреля 1859 г. аманатов из селений, подо­зреваемых в нежелании воевать, забирали не только из Беноя. В «Журнале воен­ных действий.» упоминаются ичкеринские аулы «Белетли, Саясан, Аллерой, Шуани и Гурдали», которые 9 мая прислали своих депутатов к «ген.-м. Кемферту с изъявлением покорности и просьбою о помощи против Кази-Магомы, кото­рый, явившись со значительною партией тавлинцев, требовал от них аманатов»6. На другой день ген.-м. Кемпферт двинулся со своим отрядом к аулу Гурдали, и Газимухаммад был вынужден отступить к Дарго. К 13 мая из 9 чеченских наибств имамата (Гехинское, Шалинское, Мичиковское, Ауховское, Ичкерийское, Чеберлоевское, Шубут, Нашхоевское и Шароевское) под властью имама не оста­валось ни одного. Отдельные селения обществ Шарой, Шикарой и Чеберлой, а также селения Зандак, Энгеной и Беной отправили своих депутатов к командо­ванию в июне и июле7. Генерал Евдокимов писал: «Теперь вся Ичкерия покорена и только в окрестностях Беноя в лесах осталась шайка абреков разных племен». Спустя месяц, по «Журналу военных действий.», о непокорности Беноя свиде­тельствовали не только «шайка абреков», но и все его жители. Согласно рапорту гр. Евдокимова, к 12 июня «почти все аулы Ичкерии прислали от себя ген.-м. Кемферту депутации с изъявлением совершенной покорности», но «жите­ли аула Беной и нескольких хуторов, лежащих. по верховьям реки Аксай. не последовали общему примеру»8. Несомненно, во главе непокорных «жителей села Беной» находится «самый важный для беноевцев человек» Байсунгур, хотя его имя вновь в документе не упомянуто. Беноевцы были практически един­ственными в Ичкерии, оказавшими сопротивление русским летом 1859 г.

К тому времени, когда Беной продолжал сопротивляться, к середине июня 1859 г., имам Шамиль находился уже в Дагестане, в обществе Гумбет - на левом берегу Андийского Койсу, в укреплении Килатль [10, с. 674]. По Абдурахману из Газикумуха, отступающего из Чечни имама сопровождали, помимо членов семьи, совсем немного сподвижников: «Мухаджиры из Чиркея и им подобные, и солдаты, которые находились при нем в течение нескольких лет, перешедшие со стороны русских - пленные и перебежчики» [14, с. 49]. Имама, который уже в конце июля покидал Килатль, сопровождали двое чеченцев, «ревностный наиб Осман ал-Джулаки ал-Чачани и Садуллах ал-Каки (наиб Гехи)» [15, с. 161]. По Мухаммад-Тахир аль-Карахи, когда «все вилайеты Чечни, один за другим, под­пали под власть русских, из жителей этих вилайетов никто не ушел с имамом, кроме одного наиба Османа и тех, кто был [ранее] с ним» [8, с. 244]. Наибом Османом, по Абдурахману из Газикумуха, являлся чеченский «наиб Усман из Жалка», которого «имам... любил за усердие при несении военной службы», но и он не находился в числе тех, кто поднялся с имамом на Гуниб в июле 1859 г. Когда «Шамиль покинул Чечню и перешел в Дагестан, этот наиб со своей семьей отправился с ним, но когда Шамиль поднимался на гору Гуниб, Шамиль вернул его с дороги к себе на родину, стыдясь за его большую семью и малых детей» [15, с. 75]. Другой наиб, гехинский «Садуллах ал-Каки», по Д. Хожаеву, расстал­ся с имамом задолго до Гуниба и позже, в 1860-е гг., вместе с ген.-м. Мусой Кундуховым возглавил переселение чеченцев и ингушей в Турцию. По мнению Д. Хожаева, наиб Байсунгур мог присоединиться к имаму на Гунибе и несколько позже, когда «с родственниками, следуя своему обету газавата и присяге на вер­ность имаму, двинулся на помощь Шамилю в горный Дагестан». Но это всего лишь предположение, не подкрепленное автором источниками, как и другое его утверждение: «Шамиль покидает Чечню, вместе с ним уходит в горный Дагестан и непокорный Байсунгур со своим отрядом» [6, с. 85-86, 230].

Имам Шамиль, в апреле 1859 г. отступивший из Чечни в Дагестан, укре­пившись в Гумбете, в конце июля был вынужден покинуть и эти позиции. В течение нескольких дней, преследуемый войсками и теснимый воинственно настроенным против него местным населением (ругуджинцы, куядинцы, телет- линцы), он буквально вырывался на Гуниб в ночь с 29 на 30 июля, а с 9 по 15 августа завершилась полная блокада Гуниба войсками по всей ее окружно­сти (общим числом до 16 тыс. человек)9. Известен ряд письменных источников, сочинений местных дагестанских авторов - современников и непосредствен­ных участников событий на Гунибе в августе 1859 г. (Абдурахман из Газикумуха, Гаджи Али из Чоха, Дибир Инквачилав, Мухаммад-Тахир ал-Карахи, Хайдарбек из Гиничутля) [8; 14-17]. Ни в одном из этих сочинений не упоминается имя чеченца Байсунгура - ни в числе тех, кто вырвался на Гуниб в ночь с 29 на 30 июля 1859 г., ни в числе тех, кто возможно, прорвался на Гуниб до заверше­ния ее блокады, ни в числе тех, кто занимал ключевые позиции в обороне Гуниба, находился в «совете асхабов» имама или участвовал в сражении.

По словам наиба Дибира Инквачилава, осажденные на Гунибе горцы распо­лагали небольшими силами, «двумя-тремястами людей, полуголодных и плохо вооруженных» [18, с. 316]. По Абдурахману из Газикумуха, войско имама на Гунибе составляло «менее трехсот воинов» [15, с. 165]. Гаджи Али не называет общее число мюридов на Гунибе, но упоминает, что имама из Ичичали на Гуниб сопровождали 40 мюридов [19, с. 63]. Мухаммед-Тахир аль-Карахи писал, что с вырвавшимся на Гуниб имамом Шамилем и его ближайшими сподвижниками было «около двухсот сражающихся ополченцев» [8, с. 248]. Практически каждый горец был на виду и на счету. «Затеряться» в их числе, тем более известному чеченскому наибу со своим отрядом в «30 сабель» было бы сложно.

По воспоминаниям гунибского наиба Дибира Инквачилава, при организа­ции обороны Гуниба были учтены места, «которые внушали опасение и требо­вали постоянного наблюдения». Таковых, по его мнению, было семь: «Первое из них лежало против Ругуджи, два следующих - против Куяды (с запада), затем целых три со стороны Хоточа и Хиндаха и, наконец, последнее - со стороны нижнего уступа, где теперь расположено русское укрепление» [18, с. 311]. По местным источникам поименно известно, кому была поручена охрана подступов к Гунибу, и кто находился на его укрепленных позициях - Байсунгура в их числе нет. Один из куядинских подъемов занимал «кудалинец Амирасул Магома с 7 мюридами», другой - двоюродный брат Шамиля Ибрагим с 5 мюридами. Над ругуджинским подъемом позиции занимал «уркачинец Муртаза с 20 муридами» [15, с. 166]. Один из хоточинских подъемов был поручен сыну имама Газимухаммаду с 25 мюридами, другой - чохцу Муса-Хаджияву с 5 мюридами, хиндахский подъем занимали 4 гунибцев. Наиболее вероятный пункт нападения русских, подъем с нижней террасы Гуниба, был укреплен завалом со 124 бойни­цами и 4 орудиями. Обороной этого важнейшего пункта руководил сам имам Шамиль со 40 мюридами («которые к ночи уменьшались до 15, так как были еще другие места, требовавшие ночных караулов») [18, с. 311-316]. Чеченский наиб не упомянут ни у одного автора в числе защитников Гуниба, тогда как каж­дый мюрид-воин был на счету.

К 15 августа, когда кольцо блокады Гуниба уже замкнулось, на вопрос имама, «известна ли ему точная цифра людей, на которых мы можем поло­житься», гунибский наиб Инквачилав ответил: «Всех людей, более или менее пригодных для обороны, у нас только 322 человека, из коих 247 - жители Гуниба, а 85 - муриды и пришлые из разных частей Дагестана». В распоряже­нии гунибского наиба находились еще «33 беглых солдата, которые употребля­лись только на работы завалов», о которых позже с некоторым сожалением вспоминал: «Несмотря на мои настояния, Шамиль не решился дать им оружие» [18, с. 316]. В общей сложности расклад имеющихся в наличии сил по основ­ным диспозициям укрепления, выполненный гунибским наибом Инквачилавом, давало число защитников в 116 человек. К ним также следует прибавить «поло­вину гунибского населения», которых Инквачилав выделял отдельно (они занимали хоточинские и хиндахские подъемы).

По Абдурахману из Газикумуха, наиба Байсунгура нет в числе членов «сове­та асхабов» имама, созванного на обсуждение ультиматума главнокомандующе­го 21 августа. Абдурахман поименно перечисляет «товарищей-приверженцев» имама, с которыми тот держал совет: «серьезным ученым хаджи Ибрагимом - мухаджиром из Абадзеха, любимцем имама в Дарго; ученым мухаджиром хаджи Насруллахом Кюринским из Кепира; мухаджиром хаджи Хайруллахом из Герата, ученым Хаджиали, сыном Малика из Чоха, старым наибом мухаджиром Микик Муртазаали из Чиркея, наибом Дибиром Аварским, и другом имама с малых лет мухаджиром Юнусом из Чиркея» [15, с. 167]. По Инквачилаву, имя Байсунгура также не упомянуто в числе тех, кто входил на осажденном Гунибе в «совет около 10 человек, наиболее известных и почитаемых» [18, с. 301, 308]. Между тем советский писатель П. А. Павленко в своей повести «Шамиль» смело ввел Байсунгура в «совет асхабов», правда, значительно сократив его число: «Дебир Андийский, да Дебир Хунзахский, Нур-Магомет Согратлинский, одноглазый и однорукий Байсунгур Беноевский да два сына - вот весь его штаб» [7, с. 142].

Не встречается имя Байсунгура в многочисленной русскоязычной мемуар­ной литературе и официальных источниках, описывающих переговорный про­цесс уже собственно на Гунибе10. Выход имама Шамиля к кн. Барятинскому подробно описан у очевидцев как с той, так и с другой стороны. В частности, у горцев, непосредственно присутствовавших при этом событии, - у Гаджи-Али, Абдурахмана, Инквачилава. Вновь ни один из них не упоминает наиба Байсунгура. Другое широко известное предание о том, что «после того, как Шамиль сдался в плен, Байсунгур, прорвав окружение, ушел в Чечню» [6, с. 232], не выдерживает никакой критики. Даже не обращаясь к источникам - достаточ­но иметь представление о горе Гуниб, ландшафте Верхнего Гуниба, расположе­нии на нем маленького одноименного аула Гуниба и количестве войск, о 10 тыс. человек, замкнувших его в плотное кольцо [23, с. 292-293].

Калужская переписка имама Шамиля: что приписывается Байсунгуру

Спустя год после событий на Гунибе, в Калуге в августе 1860 г. в семье имама вспоминают Байсунгура. Связано это было с возвращением из поездки в Дагестан сына имама Газимухаммада, который привез с собой «из Кавказа разные новости», в числе которых «некоторые подробности о последних собы­тиях в Ичкерии и Чечне»11. К тому времени, весной 1860 г., в Ичкерии вспых­нуло восстание горцев, и его центром стало селение Беной. Его жители (до 280 семей) не желали мириться с их насильственным переселением на равнину. За проявленную ими непокорность в мае - июле 1859 г. власти отправили про­тив них карательную экспедицию, беноевцы приготовились к защите своего селения, во главе их стоял бывший наиб имама - Байсунгур [5, с. 109]. В рас­сказе о беноевских событиях Газимухаммад вспоминал об «известном наибе Байсунгуре, решившемся умереть, но не сдаваться». Имам Шамиль подтверж­дал: «Я его хорошо знаю, он ни за что не изменит своему слову»12.

По А. Руновскому, в то же время имама в Калуге посетил ашильтинский старшина Магомет Нуричаев, который в рассказе о беноевских событиях назвал «руководителями этих движений трех бывших наибов Шамиля - Байсунгура, Атабая и Умму»13. В связи с событиями ичкерийского восстания 1860 г. Д. Хожаев в своем исследовании привел еще одно безосновательное предание, в котором вновь были противопоставлены наиб Байсунгур и «быв­ший» имам. Согласно этому преданию, «бывший имам Шамиль по настоянию царя написал ему [Байсунгуру] письмо, укоряя в том, что тот напрасно губит людей в безнадежной борьбе, ибо силы царя неисчислимы. Байсунгур послал Шамилю ответ, в котором со свойственной ему резкостью и прямотой заявил, что Шамиль опозорил себя навеки тем, что променял борьбу за свободу на плен и рабство, и что он, Байсунгур, пока жив, будет сражаться за свободу своего народа» [6, с. 232].

Надо заметить, что об этом обличительном письме наиба к имаму известно только по приведенному выше преданию. Между тем вся калужская переписка имама Шамиля, военнопленного (а она контролировалась), прослеживается по архивному фонду канцелярии Калужского губернатора (ГАКО), поскольку по «Инструкции приставу о надзоре за Шамилем» от 9 октября 1859 г. «все письма, которые будут получаться в Калуге на имя Шамиля или его семейства пристав обязан доставлять чрез начальника губернии, в Петербург к военному министру, равно как и письма, которые от Шамиля или его семейства будут посылаемы на Кавказ, должны быть тем же путем доставляемы в Петербург»14. Таким образом, известна вся калужская переписка «бывшего» имама с бывшими чеченскими наи­бами и руководителями ичкерийского восстания - ссыльными Атабаем и Уммой Дуевым (она датирована 1862-1868 гг.)15, но какая-либо переписка с Байсунгуром в ней отсутствует. Также известно, что имам Шамиль категорически отказывался принимать тайные письма со стороны: «В июле месяце 1861 г. сын Шамиля Кази Магома, прогуливаясь возле своего дома, встретил неизвестного казанского тата­рина. который поспешно вручил ему письмо. из Константинополя. содержание его слишком важно и секретно, чтобы доверить его почте»; когда Газимухаммад принес это письмо к отцу, тот «сделал ему выговор за принятие корреспонденции без посредства пристава» и отдал письмо последнему [приставу] [31, с. 121].

Заключение

Как уже упоминалось, в русских источниках имя Байсунгура впервые поя­вится лишь в мае 1860 г., в связи со вспыхнувшими волнениями в Чечне. Из переписки о восстании в Ичкерии в мае 1860 г. канцелярии начальника Терской области: «В мае месяце, подстрекаемые Байсунгуром к новому неповиновению, бежали из разных аулов обратно в Беной. Байсунгур принял над ними началь­ствование, поставив одного из них, Султан Мурата, наибом, и начал явно под­стрекать к восстанию жителей других аулов, посылая зачинщикам чалмы жел­того цвета, означавшие власть наиба, провозглашая себя имамом» [41]. Но имя «наиба-имама» Байсунгура не успеет в них «примелькаться», поскольку вос­стание вскоре будет подавлено. 16 февраля 1861 г. Байсунгур был схвачен. О его пленении, случившимся в результате короткого сражения, в рапорте от 18 февраля 1861 г. начальник войск Зандакского наибства майор Муравьев писал: «Узнав, наконец, положительно через доверенных мне лиц и лазутчиков о месте пребывания Байсунгура, Султан Мурата с их шайками. я выступил 16-го числа. Они были тотчас сбиты, оставив одного раненного и двух плен­ных, в том числе Байсунгура, виновника возмущения»16. 20 марта 1861 г. главнокомандующий Кавказской армией кн. А. И. Барятинский издал приказ по армии: «Беноевский житель Байсунгур, по суду произведенному на основании Полевых Уголовных Законов, оказался виновным: в измене русскому прави­тельству, произведения возмущения между ичкеринцами и другими горцами, с целью отложиться от подданства России и в упорном сопротивлении с оружи­ем в руках при взятии его нашими войсками; а потому я конфирмировал: под­судимого Байсангура “казнить смертию - повесить”, - о чем объявляю по войскам Кавказской армии» [5, с. 115]. Приговор был приведен в исполнение в с. Хасав-Юрт, тело тайно предано земле.

 

Рис. Страницы из Дела «Переписка с командующим войсками Терской области об аресте Байсунгура и 14 абреков в окрестностях Гильгируша, 6 февраля 1861 г.». ЦГА РСО-А. Ф. 53. Оп. 1. Д. 476
Fig. Extracts from the file “A letter exchange with the Commander-in-Chief of the Terek area regarding the arrest of Baysunghur and 14 warriors (abreks) at Ghilghirush on the 4th of February 1861” Preserved at , the Central State Archive of the Republic of North Ossetia-Alania. Section 53, file 1, item 476

 

Таким образом, «исторический» факт присутствия наиба Байсунгура на Гунибе в августе 1859 г. выступает не более чем поздним вымыслом авторов второй половины ХХ в., поскольку предание не находит подтверждения ни в местных, ни в российских источниках XIX в.

В силу того что рассмотренная в настоящей статье мифологема времен Кавказской войны, содержащая откровенный оскорбительный подтекст по отно­шению к имаму Шамилю, - приписываемое Байсунгуру обвинение имама в тру­сости и предательстве - не являлась предметом отдельного исследования истори­ков, она продолжает тиражироваться в массовом сознании, кочуя по различным публикациям, в том числе научным и учебным изданиям. В частности, в одной из таких работ по истории ислама в России, вышедшей в 2019 г., о последних авгу­стовских днях имама на Гунибе в 1859 г. сообщается следующее: «Старый шейх принял решение сдаться в плен. Лишь часть его людей последовала его примеру, многие предпочли смерть плену. Кто-то бросился вниз с горы, но предание чечен­ского народа сохранило сюжет, согласно которому один из его верных наибов, потерявший в боях глаз, руку и ногу, Байсангур из аула Беной, повел оставшихся людей на прорыв и сумел вырваться из окружения» [32, с. 140].

Мифологемы, как продукт «массового сознания общества», очень живучи. Но это уже предмет другого исследования.

Список сокращений

АКАК - Акты Кавказской археографической комиссии

РГВИА - Российский государственный военно-исторический архив

ГАКО - Государственный архив Калужской области

ЦГА РСО - Центральный государственный архив Республики Северная Осетия - Алания

ДГСВК - Движение горцев Северо-Восточного Кавказа

Список литературы

1. Ахмадов Ш. Б. (ред.) История Чечни с древнейших времен до наших дней. Грозный: Грозненский рабочий; 2013. Т. 3.

2. Павленко П. А. Кавказская повесть. Махачкала: Дагестанское книжное издательство; 1966.

3. Айдамиров А. Еха буьйсанаш = Долгие ночи. 2-е изд. Грозный: Книга; 1972.

4. Гасаналиев М. Первая Кавказская война (1817–1864). 2-е изд. Махачкала; 2011.

5. Гапуров Ш. А., Бакашов А. В. Восстание в Ичкеринском округе Чечни в 1860–1861 гг. (Бенойское восстание). Вестник Академии наук Чеченской Республики. 2010;(1):109–116.

6. Хожаев Д. А. Чеченцы в русско-кавказской войне. Грозный: Седа; 1998.

7. Павленко П. А. Шамиль. Махачкала: Даггосиздат; 1942.

8. Барабанов А. М. (пер.), Крачковский И. Ю. (ред.). Хроника Мухаммеда Тахира ал-Карахи о дагестанских войнах в период Шамиля. М.; Л.: Изд-во АН СССР; 1941.

9. Айтберов Т. М., Дадаев Ю. У. Хроника Иманмухаммада Гигатлинского об истории имамата. Махачкала: Формат; 2010.

10. Гаджиев В. Г., Рамазанов Х. Х. (сост.). Движение горцев Северо-Восточного Кавказа в 20–50-е гг. XIX века. Махачкала: Дагестанское книжное издательство; 1959.

11. Шарафутдинова Р. Ш. (пер.). Арабоязычные документы эпохи Шамиля. М.: Восточная литература; 2001.

12. Омаров Х. А. (пер.). 100 писем Шамиля. Махачкала: ДНЦ РАН; 1997.

13. Гаджиев В. Г. (ред.). Народно-освободительная борьба Дагестана и Чечни под руководством имама Шамиля. М.: Эхо Кавказа; 2005.

14. Абдурахман ал-Газикумуки. Краткое изложение подробного описания дел имама Шамиля (Калуга, 1281 г.х.). М.: Восточная литература; 2002.

15. Абдурахман из Газикумуха. Книга воспоминаний саййида Абдурахмана. Махачкала: Дагестанское книжное издательство; 1997.

16. Барабанов А. М. (пер.). Хроника Мухаммеда Тахира ал-Карахи о дагестанских войнах в период Шамиля. М.; Л.: Изд-во АН СССР; 1941.

17. Геничутлинский Х. Историко-биографические и исторические очерки. Махачкала; 1992.

18. Алиханов М. Последние дни муридизма и падение Гуниба по рассказам горцев. В: Алиханов М. В горах Дагестана. Путевые впечатления и рассказы горцев (1895–1896 гг.). Махачкала: Эпоха; 2005.

19. Гаджи Али. Сказание очевидца о Шамиле. Махачкала: Ин-т истории, археологии и этнографии, Ин-т яз., лит. и искусства им. Г. Цадасы; 1990.

20. Шульгин С. Рассказ очевидца о Шамиле и его современниках. В: Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа. Тифлис; 1903. Вып. 32. С. 10–24.

21. Стреллок Н. Н. Из дневника старого кавказца. Военный сборник. 1870;(11).

22. Зиссерман А. Л. Очерк последних военных действий на Восточном Кавказе. Современник. 1860;(7).

23. Зиссерман А. Л. Фельдмаршал князь А. И. Барятинский (1815–1879). М.: Университетская типография; 1890. Т. 2.

24. Волконский Н. А. Окончательное покорение Кавказа (1859-й год). В: Кавказский сборник. Тифлис; 1879. Т. 4. С. 65–436.

25. Захарова Л. Г. (ред.). Воспоминания генерал-фельдмаршала графа Дмитрия Алексеевича Милютина (1856–1860). М.: Росспэн; 2004.

26. Солтан В. На Гунибе в 1859 и 1871 гг. Русская старина. 1892;23(5):391–418.

27. Богуславский Л. А. История Апшеронского полка. 1700–1892. СПб.; 1892. Т. 2.

28. Козубский Е. И. История Дагестанского конного полка. Петровск; 1909.

29. Орлов-Давыдов А. Частное письмо о взятии Шамиля. Русский архив. 1869;7(6):1045–1063.

30. Аноев А. Из кавказских воспоминаний. Исторический вестник. 1906;(9).

31. Козубский Е. И. К истории Дагестана. Русский архив. 1896;34(9):101–131.

32. Мухетдинов Д. В. История ислама в России. М.: Садра; Медина; 2019.


Об авторе

П. И. Тахнаева
Институт востоковедения РАН
Россия
Тахнаева Патимат Ибрагимовна, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Центра изучения Центральной Азии, Кавказа и УралоПоволжья


Рецензия

Для цитирования:


Тахнаева П.И. Наиб Байсунгур из Беноя: современные мифологемы и исторические реалии. Minbar. Islamic Studies. 2019;12(2):373-387. https://doi.org/10.31162/2618-9569-2019-12-2-373-387

For citation:


Takhnaeva P.I. Naib Baysunghur of Benoy: modern myths and historical facts. Minbar. Islamic Studies. 2019;12(2):373-387. (In Russ.) https://doi.org/10.31162/2618-9569-2019-12-2-373-387

Просмотров: 11813


Creative Commons License
Контент доступен под лицензией Creative Commons Attribution 4.0 License.


ISSN 2618-9569 (Print)
ISSN 2712-7990 (Online)