В статье рассматривается советская историография антироссийского движения, возникшего на Северном Кавказе в последней четверти XVIII в. Автор анализирует основные концепции и источниковую базу, на которой строились выводы ученых; выделяет несколько периодов в изучении движения шейха Мансура, рассматривает научные труды, созданные в каждом из указанных периодов. Отмечается, что раннесоветская историография пыталась вписать движение под руководством шейха Мансура в общесоветский нарратив. Следующий этап развития историографии связан с фактическим замалчиванием личности Мансура, что последовало за депортацией вайнахов в Среднюю Азию. В дальнейшем возникшее в последней четверти XVIII в. движение было объявлено инспирированным Турцией. В позднесоветский период за движением закрепляются такие определения, как «национально-освободительное», «антиколониальное» и «антифеодальное», несмотря на то что Мансур не вписывался в концепцию «добровольного вхождения» Чечено-Ингушетии в состав России.

Изданное в 1863 г. для студентов восточного факультета Санкт-Петербургского Императорского университета учебное пособие «Русско-арабские общественные разговоры» Абдаллаха (Федора Ильича) Кельзи является важным источником по истории преподавания арабского языка в русских университетах в XIX в. В книге не только перечислены почти забытые реалии русской жизни середины позапрошлого века, но и дан их перевод на арабский язык. Ценным приложением к руководству для обучающихся восточному языку стали впервые переведенные на арабский десять басен И. А. Крылова. В статье доказывается, что выбор источника для перевода, как и сухой стиль изложения, были не случайны, поскольку способствовали более глубокому изучению студентами арабской лексики и идиоматики. Арабские слова и фразеологизмы, использованные А. Кельзи, равно как и арабский стиль перевода, также были сымитированы переводчиком. Исследование показывает, что он опирался на арабский текст «Басен Лукмана», изданный, в частности, во Франции в 1850 г.

Статья посвящена рассмотрению аграрной политики Российского государства в Казахской степи, а также изучению влияния татарской земледельческой и бытовой культуры на казахов, переходящих к оседлому образу жизни. На основе изученных архивных и этнографических источников раскрывается процесс изменения бытовой культуры казахов в период перехода к оседлому образу жизни. Было выявлено, что, когда казахи стали заниматься земледелием, они меняли свой быт не на русский, а на татарский. Под влиянием татарской мусульманской культуры казахи укреплялись в исламской идентичности и, несмотря на усилия православного миссионерства, в большей части оставались мусульманами.

Цель работы – посредством анализа автобиографии классика татарской литературы Гаяза Исхаки воссоздать картину жизни знаменитого в мусульманском мире России и стран Востока медресе Закира хазрата Камалова. Историографической основой для написания данной статьи послужила автобиография Гаяза Исхаки (عياض إسحاقي), в которой он, останавливая внимание на бытовых, мало кому известных деталях, обстоятельно описывает жизнь медресе Закира Камалова, что чрезвычайно важно для любознательного читателя, желающего познать, в каких условиях и на каких правах существовали сотни шакирдов медресе, большинство из которых были иногородними. Исследование базируется в основном на архивных источниках из Государственного архива Республики Татарстан. Работа написана на основе принципов историзма, объективности и системности.

В работе рассматривается проблема освещения в татарской периодической печати начала ХХ века деятельности медресе «Казанлы» (قزانلى), открытого в конце ХIХ века в городе Медине специально для татарских юношей из Волго-Уральского региона. Приводятся некоторые факты об учащихся и преподавателях этого медресе. Затрагивается вопрос материального обеспечения учебного заведения, который больше всего интересовал татарскую общественность начала ХХ века. Здание медресе было построено на средства казанских купцов, его содержание также легло на плечи российских мусульман. Однако вложенные средства и само медресе, по мнению представителей татарской интеллигенции, не совсем оправдали надежды людей, которые хотели увидеть в нем лучшее учебное заведение, готовящее авторитетных мусульманских богословов для блага нации. Они считали, что было бы правильнее использовать эти деньги для строительства зданий свыше 20 школ на родине, которые приносили бы больше пользы народу, чем одно медресе «Казанлы». 

В работе использованы материалы газет начала ХХ века на татарском языке «Вакыт» (وقت), «Йолдыз» (يولدز), «Ульфат» (ألفت), «Баянел-Хакъ» (بيان الحق), «Казан мохбире» (قزان مخبرى) и «Нур» (نور). Отдельные источники вводятся в научный оборот впервые.

Статья посвящена рассмотрению имеющихся позиций по вопросу осуществления Китаем внутренней политики в Синьзцян-Уйгурском автономном районе, реализуемым им мерам в отношении мусульманского населения. Выявлена тенденция взаимосвязи экономических процессов, а также интеграции в глобальные наднациональные проекты (БРИКС, Шанхайская организация сотрудничества) как факторов по нейтрализации и позитивизации публикуемых мнений. Определена роль арабских стран как лидеров исламского мира в данном процессе. Материалом для работы послужили публикации в СМИ и экспертные оценки. В результате проведенного анализа удалось выявить основные позиции мусульманских стран по отношению к китайской национальной политике в регионе исследования.

В статье рассматриваются эпистемологическое учение ислама, виды знания и позиция ислама относительно вопроса веры и разума. Также автор статьи предлагает ответ на вопрос о допустимости изучения экзегетики в качестве предмета познания и результата развития мыслительной деятельности. В статье предложен более гибкий и либеральный подход к интерпретации термина «иджтихад», который рассматривается как стремление возродить исследовательский дух исламской религии. Вопрос знания представлен не как конечная цель, а как средство достижения успеха в религиозной жизни. Существует ли связь между кораническим откровением и возникновением эмпирической науки, стимулирует ли коранический текст на научные изыскания, является ли реальность рационально постижимой структурой – это те вопросы, на которые ищет ответы автор.

Данная статья посвящена рассмотрению истории изучения вопроса о происхождении коранического корпуса западной академической наукой в период с XIX в. по наши дни. Особый акцент сделан на той линии исследований, которая опирается непосредственно на филологическое изучение самого текста Корана и его древнейших рукописных списков. Эта исследовательская традиция, восходящая к Т. Нёльдеке автора книги «История Корана», в значительной степени преемственна по отношению к классическим исламским кораническим наукам. Было уделено внимание также и т. н. «ревизионистским» теориям происхождения коранического корпуса – от самых ранних (А. Гейгер) до новейших. Несмотря на то, что в научной среде имеет место острая полемика по ряду вопросов о возникновении письменного коранического корпуса, тем не менее базовый консенсус, сформулированный нами в настоящей работе, в своих ключевых пунктах отвечает результатам, выработанным исламскими кораническими науками на протяжении веков. При этом исследования древнейших рукописей Корана, в т. ч. обнаруженных в последние десятилетия, а также многих других памятников свидетельствуют о том, что Коран был практически полностью кодифицирован (за исключением отдельных деталей) в известном нам виде уже в первом веке хиджры, и такие выводы противоречат мнению ученых ревизионистского направления. Настоящая работа может служить научным введением в данную тему, восполняя серьезный недостаток соответствующих референтных источников на русском языке.

Статья посвящена исследованию вопроса о дозволенности музыки и пения в исламе, решаемого в рамках богословско-правовой школы шафиитского мазхаба. Анализ выдержек из книг таких шафиитских ученых, как Абу-Хамид Мухаммад аль-Газали, ‘Изз-ад-дин ибн ‘Абд-ас-Салям, Камаль-ад-дин ад-Дамири, Джамаль-ад-дин ‘Абд-ар-Рахим аль-Иснави, ас-Суйуты, Ахмад ас-Саккаф и др., позволил выявить две позиции шафиитского мазхаба относительно дозволенности музыки и пения в исламе. Доминирующим является мнение, запрещающее все виды музыкальных инструментов, кроме ударных, из которых запрещаются только лишь барабан дарбука, распространенный в странах Ближнего Востока, и латунные тарелки. Согласно второму мнению дозволяется использовать все виды духовых инструментов, за исключением мизмара, известного в Дагестане как зурна. Сторонников этой точки зрения много, среди них такие авторитетные ученые, как аль-Газали, ар-Рафи‘и, Ибн Руф‘а, аль-Булькыни. Кроме того, этой позиции придерживались поздние ученые-богословы йеменской школы шафиитского права, известной в указанное время как одна из сильнейших. На основе анализа позиций шафиитских ученых автор приходит к выводу, что такое утверждение, как «в исламе полностью запрещена музыка», неверно, поскольку есть дозволенные виды инструментов. Более того, некоторыми учеными дозволяются все виды инструментов, а там, где есть разногласия между богословами, должна быть и терпимость к иной позиции.

В статье рассматривается механизм формирования комплекса религиозного превосходства, а также его практические последствия. Источниками этого комплекса являются комплекс неполноценности и коллективная травма, вытесняемые посредством психической инфляции – присвоения себе достижений святых и героев прошлого, своего народа и страны. Коллективная травма может вызвать желание достичь внешнего превосходства над другими любой ценой. При поиске выхода из коллективной травмы сообщества нередко обращаются за помощью к хранящимся в сфере коллективного бессознательного древним архетипическим образам, реконструируемым в коллективном сознании с теми функциями, которые они имели в прошлом. Иррациональный способ реконструкции прошлого позволяет элите манипулировать коллективной волей и направлять ее в нужное ей русло.

Применительно к исламу эти процессы стали видны с конца XIX века на фоне борьбы ряда мусульманских стран против западного колониализма и попыток реконструкции послеосманского халифата. Эти процессы привели к возникновению «политического ислама», в котором религиозные цели подменяются земными, а именно – религиозно-политическим превосходством.

В 1970-х гг. ввиду неудовлетворенности психологов мусульманского происхождения западными психологическими теориями и практиками, которые, по их мнению, не учитывали влияния религии на поведение человека, начала развиваться такая область знаний, как исламская психология. Данное направление достаточно новое и находится на стадии активного развития, поэтому до сих пор существует неопределенность в отношении его дисциплинарного статуса. Цель данной статьи – уточнить текущее состояние и содержание научной и внутримусульманской дискуссии относительно дисциплинарного статуса исламской психологии за рубежом. Рассматриваются работы арабских психологов ‘Усмана Наджати, впервые употребившего термин «исламская психология» в 1948 г., и Малика Бадри, которого считают «отцом современной исламской психологии». На основе работы с англоязычными и арабоязычными источниками также рассмотрены различные мнения ученых по поводу определения дисциплинарного статуса исламской психологии в настоящее время. В результате исследования обозначены два основных периода современного развития исламской психологии, рассмотрены тенденции среди ученых в определении ее дисциплинарного статуса и проанализированы особенности внутримусульманской дискуссии.

В статье представлена рецензия на монографию, которая посвящена обновленческому движению в исламском онтолого-эпистемологическом дискурсе. Данная проблема обрела актуальность в свете усиления в мировом социокультурном пространстве энтропийных процессов, вызвавших активизацию множества модернистских проектов. Попытки провести модернизацию и очищение ислама от старых смыслов не прекращаются до сих пор. Существует множество работ обновленческого характера о переосмыслении ислама с его правовой базой, анализируемой через призму западного миропонимания. Данная монография первая в своем роде, в рамках которой автор пытается раскрыть эпистемологический путь модернистов (обновленцев) ислама через призму традиционного ислама. Также в ней освещается вопрос о создании единого глобализационно-цивилизационного проекта в поддержку традиционного ислама с учетом вызовов нового времени, где нет постмодернистической герменевтической замены исключительности авторского понимания исламских законов, рассматриваемых через обновленческий дискурс современного модерна.