The Death, which saved the Heavenly Empire, or the “Iron Lame’s” last campaign

Введение

Когда китайская империя, именовавшая себя «Поднебесной», в которой с 1368 г. правила династия Мин, установила регулярные отношения с Сиюй - «Западным краем», этот обширный регион не представлял собой политическо­го, экономического и культурного целого. Он простирался от Мавераннахра - территории Центральной Азии между реками Амударьей и Сырдарьей - до Восточного Туркестана - земель к востоку от Мавераннахра, ныне именуемых в Китае Синьцзян, и переживал период постоянных политических и экономи­ческих трансформаций [1, цз. 329]. С приходом к власти в Китае национальной династии Мин связи Поднебесной со странами Центральной Азии, лежащими к западу от нее, постепенно ослабели; мало-помалу международная торговля, осуществлявшаяся в этом регионе по Великому шелковому пути, приходила в упадок. Мавераннахр же к этому времени сделался ядром могущественной империи с центром в Самарканде, созданной к концу XIV в. мусульманским завоевателем, эмиром Тимуром, выходцем из отюреченного монгольского пле­мени барласов, известным также под именем Тамерлан - «Железный хромец». Этот властитель объявил себя наследником империи Чингисхана на руинах Улуса Чагатаидов - государства, созданного потомками Чингисхана от его вто­рого сына Чагатая.

Первый этап взаимоотношений империи Тимура и Китая

Держава Тимура представляла реальную угрозу для империи Мин уже в ранний период ее истории. Однако Чжу Юаньчжан, основатель этой дина­стии, при известии о приготовлениях эмира Тимура к походу на Китай воздер­жался от экстренных мер по укреплению обороны страны, что может показать­ся удивительным, если не принимать во внимание особенности международной обстановки того времени. Первый минский император учитывал, что военные приготовления Тимура были, прежде всего, нацелены на завоевание соседству­ющих с Мавераннахром территорий, и непосредственной необходимости при­нимать оборонительные меры пока не видел.

На этом, первом, этапе отношения между империями Тимура и Мин проте­кали достаточно мирно и выражались в обмене посольствами и установлении торговых связей. Сведения об отношениях эмира Тимура с императором Чжу Юаньчжаном содержатся в китайском историческом источнике «Мин ши» («Истории династии Мин») [2, p. 258-261]. В 1387 г. в Китай прибыло посоль­ство Тимура во главе с мауляной¹ Хафизом, представленное китайцами как прибывшее с «данью» ко двору императора Китая. «Данью» являлись 15 коней и два верблюда. Кони и верблюды после этого присылались в виде «дани» еже­годно. В 1392 г. в Китай из Самарканда прибыло очередное посольство с «данью» в виде кусков материи, а при возвращении его из Китая с ним были отправлены в Самарканд более 1200 мусульман из провинции Ганьсу, поселив­шихся там еще при монгольском владычестве. Династия Мин проводила поли­тику притеснения мусульман и даже вытеснения их с территории Поднебесной. В 1394 г. эмир Тимур прислал в Китай 200 коней, при этом хроника сохранила текст грамоты Тимура на имя минского императора в китайском переводе и упомянула, что тот «одобрил стиль» грамоты. Иногда количество прислан­ных коней доходило до 1000 [2, p. 271]. В ответ китайский император посылал эмиру драгоценные камни и бумажные деньги, которые, скорее всего, трати­лись посольством Тимура еще в Китае [3, с. 68-71, 117-118]. Посол испанского короля Руи Гонсалес де Клавихо, очевидец этих событий, сообщает о возобнов­лении торговых связей империи Тимура с минским Китаем: «Этот город (Самарканд. - А. К.) изобилен разными товарами, которые стекаются в него из разных стран: „из Катая (Китая. - А. К.) - шелковые ткани, которые лучше всего делаются в этой стране, особенно атласы, о которых говорят, что они лучшие в мире, а самые ценные те, что без узоров. Кроме того, привозят мускус, которого нет нигде в мире, кроме как в Катае. Еще [привозят] рубины и брил­лианты, так что большая часть их, что имеется в этой стране, привозится отту­да; жемчуг и ревень и много разных пряностей. А то, что привозится в этот город из Катая, самое лучшее и дорогое [по сравнению с тем], что прибывает из других стран» [4, с. 139].

В 1395 г. ко двору эмира Тимура в Самарканде прибыло первое китайское посольство во главе с Ань Чжидао и Го Цзи, которое было принято только в конце 1397 г. во время зимовки владыки Самарканда на Сырдарье. Почему же Тимур столь долго отказывался дать аудиенцию посольству Китая, с кото­рым, казалось бы, налицо были хорошие отношения и куда он сам регулярно отправлял послов с дарами? Владыка Самарканда гневался, потому что неожи­данно узнал, что он, оказывается, является «данником» минского императора Тайцзу (он же Чжу Юаньчжан. - А. К.), что произошло из-за случайно допу­щенного буквального перевода китайской официальной грамоты с требовани­ем дани [5, p. 209]. Известно в связи с этим о задержании Тимуром члена минского посольства Фу Аня при своем дворе в качестве заложника с 1395 по 1404 г., о высокомерном отношении самаркандского правителя к китайским послам и даже брани, которую Тимур позволял себе в их адрес на официаль­ных приемах. Скорее всего, поводов для гнева в отношении посольства Китая у Тимура было достаточно. Вот что сообщает по этому поводу Иоганн Шильтбергер, баварский солдат, попавший в плен к мусульманам и побывав­ший во многих их странах: «„Великий хан, король китайский, отправил Тамерлану посла со свитой в 400 всадников, чтобы потребовать у него выпла­ты дани», которую, по мнению китайского императора, «он (Тимур. - А. К.) задолжал хану за пять лет. Тамерлан взял посла с собой в Самарканд и отпра­вил его оттуда с ответом, что он считает хана (китайского императора. - А. К.) не верховным владетелем, а своим данником, которого он лично посетит. После этого он приказал известить всех своих подданных, чтобы они готови­лись к походу на Китай„» [6, с. 29].

Похожие сведения сообщает по этому поводу и посол короля Кастилии Руи Гонсалес де Клавихо, находившийся тогда в Самарканде: «Прибыли к нему (эмиру Тимуру. - А. К.) посланники от катайского (китайского. - А. К.) импе­ратора сказать, что он должен платить ежегодную дань и что уже прошло семь лет как он не платил, и не угодно ли ему внести [плату]„ Он (Тимур. - А. К.)„ [совсем] не имел намерения платить» [4, с. 140]. Ход церемонии приема Тимуром иностранных послов продемонстрировал его крайне пренебрежи­тельное отношение к империи Мин. «Когда сеньор (эмир Тимур. - А. К.) уви­дел, что испанские посланники сидят ниже посла катайского (китайского. - А. К.) сеньора (правителя. - А. К.), он приказал, чтобы они [сели] выше, а тот ниже их. И как только их рассадили, появился один из царских мирасс (при­дворных. - А. К.) и сказал катайскому послу, что сеньор (эмир Тимур. - А. К.) приказал, чтобы послы короля Испании, его сына, и прочие сидели выше его (посла Китая. - А. К.), а он (посол императора Мин. - А. К.), посланник разбой­ника, бесчестного человека и врага, чтобы сидел ниже их, что, если Богу будет угодно, он скоро его повесит, чтобы в будущем не смел объявляться с таким [намерением]» [4, с. 140]. Таким образом, де Клавихо подтверждает свидетель­ства как Шильтбергера, так и китайских источников о действиях эмира Тимура, унижающих достоинство китайских послов. «С этих пор [всегда] на всех празд­нествах и пирах, какие устраивал сеньор (эмир Тимур. - А. К.), их (китайских послов. - А. К.) сажали в таком порядке„ А этот сеньор Катая (правитель Китая. - А. К.) называется Чуйскан (Чжу Юаньчжан. - А. К.), что значит импе­ратор девяти империй„ Он владетель обширной земли, и ранее Тамурбек (эмир Тимур. - А. К.) платил ему дань, а теперь не хочет„» [4, с. 110]. Подданные эмира Тимура разделяли отношение своего повелителя к Китаю в лице его посла: «чакатаи (чагатаи - кочевники Мавераннахра. - А. К.) в насмешку назы­вают его Тангус (Донгуз, Донуз), что значит свинья» [3, с. 67].

Интересно отметить, что де Клавихо был свидетелем приема Тимуром китайских послов и осенью 1404 г., поскольку на этой аудиенции «Железный хромец» оказал честь и испанскому посольству. На церемонии присутствовали внуки Тимура - 10-летний Улугбек, а также Ибрахим-Султан и правнук Мухаммед-Джехангир, сын Мухаммед-Султана [7, с. 13].

Подготовка эмира Тимура к походу на Китай

Мирная оседлая жизнь претила Тимуру, покой был не для него. В свои преклонные годы он задумал поход на Китай. Уже в рассказе о событиях 1398 г. говорится о намерении Тимура выступить против Поднебесной и истребить «идолопоклонников». Эмиру Тимуру было известно о притесне­ниях династией Мин китайских мусульман и враждебном отношении первого императора этой династии к исламу, что также подогревало его антипатию к этой империи. Те 1200 мусульман из Ганьсу, прибывшие с возвратившимся посольством в Самарканд, были наглядным свидетельством политики китай­ского императора в отношении единоверцев «Железного хромца». Камнем преткновения в отношениях Тимура с императорами Мин был вопрос о дани, о котором шла речь выше. Можно также предположить, что эмир Тимур имел намерения восстановить власть потомков Чингисхана над Китаем, так как известно о его связях с монгольскими Чингисидами. Сопоставляя сведения монгольских и некоторых мусульманских источников, можно сделать вывод, что при дворе Тимура жил бежавший из Монголии хан Улджэй-Тэмур - пото­мок правящей в Китае до 1368 г. монгольской династии Юань, павшей под натиском войск основателя династии Мин Чжу Юаньчжана. Вместе с тем ниче­го неизвестно о намерении эмира Тимура сделать этого Чингисида правителем Китая и низложить династию Мин. Нет сведений и об участии Улджэй-Тэмура в походе эмира Тимура на Китай. У мусульманского летописца Шереф ад-Дина путешествие к эмиру Тимуру приписывается другому Чингисиду из Монголии, Тайзи-оглану, преемнику Улджэй-Тэмура, который в 1404 г. был с Тимуром в Самарканде, а в начале 1405 г. - в Отраре, но предназначалась ли ему кака­я-нибудь роль в китайском походе, можно только предполагать. После смерти Тимура Тайзи-оглан стал приближенным тимуридских эмиров Худайдада и Шейх Нур-ад-Дина. Из политических планов эмира Тимура в связи с его походом на Китай известно только, что он задумал основание новых уделов в своей империи, куда должны были войти все области к востоку от Мавераннахра до границ Китая. До похода на Китай завоевания Тимура были нацелены на западное и южное направления - Ближний и Средний Восток, Восточную Европу, Кавказ, Индию, на востоке только предпринимались набе­ги на государство Моголистан [8, с. 159-160].

К 1404 г. Тимур поставил под свой контроль государство Моголистан в Семиречье и западной части Восточного Туркестана [9, с. 71]. Таким образом, обширный район Притяньшанья составил стратегический коридор, необходи­мый Тимуру для прорыва к границам «Срединной империи» - Китая, где тогда правила национальная династия Мин, 36 лет назад свергнувшая монгольскую династию потомков Чингисхана - Юань, господствовавшую на всей террито­рии Китая в 1279-1368 гг.

К этому времени, спустя шесть лет после смерти Чжу Юаньчжана, после­довавшей в 1398 г., ситуация в Евразии в целом и в Китае в частности резко изменилась. Китай пережил «смуту», вызванную борьбой внутри правящей династии Мин за «трон Дракона», т. е. за императорский престол, когда в империи Мин вспыхнула широкомасштабная гражданская война, сильно осла­бившая ее. «Император катайский (китайский, т. е. Чжу Юаньчжан. - А. К.) умер и оставил трех сыновей, которым отдал свои земли и владения. Старший из них захотел отнять владения и земли у двух других„ Старший потерпел поражение от того, кто моложе, поджег свой стан и сгорел сам со множеством своих людей, а средний стал сеньором (т. е. владыкой Китая. - А. К.). Восстановив порядок на всей [своей] земле, он отправил тех посланников к Тамурбеку (эмиру Тимуру. - А. К.), чтобы он уплатил ему дань, которую ранее платил его отцу. Этих то посланников Тимур хотел повесить„ не знаем, что предпримет сеньор Катая и [как] ответит он на это бесчестие„ В этом году (1404. - А. К.), в июне месяце, из Камалека (Пекина. - А. К.) в Самарканте (Самарканд. - А. К.) пришло около восьмисот верблюдов, груженных товара­ми. Теперь, когда Тамурбек в этот раз возвратился в Самарканте, разгневав­шись за то, что ему сказали катайские послы, он велел задержать этих верблю­дов и не отпускать их„» [4, с. 140; 10, с. 14].

Как видно из приведенного выше текста записок испанского посла, сын и наследник Чжу Юаньчжана, третий император династии Мин - Чжу Ди, свергнувший в ходе гражданской войны с минского трона Чжу Юньвэня, сво­его племянника и сына старшего брата, совершил те же ошибки в отношении владыки Самарканда, что и его отец. Он потребовал от Тимура подтвердить навязываемый ему статус вассала империи Мин. Можно сказать, что своей политикой демонстрации превосходства Китая над другими народами его правители в определенной степени сами спровоцировали поход эмира Тимура на Поднебесную, поскольку владыка большей части Евразии не мог не отве­тить на брошенный ему вызов.

К началу XV века эмир Самарканда успел покорить всю Западную Азию, разгромив самые могущественные империи Евразии: Делийский тюркский сул­танат в Индии, Золотую Орду (или Улус Джучи) в Восточной Европе и степях от Иртыша и Тянь-Шаня до Карпат, Египетско-Сирийский султанат черкесских мамлюков, Османскую империю в Малой Азии и на Балканах, которые, особен­но турки-османы, во многих аспектах были в военном отношении сильнее мин­ского Китая.

Поход на империю Мин готовился Тимуром с присущей ему тщательно­стью. Об этом косвенно свидетельствует тот факт, что накануне похода в Самарканде распространялись слухи о том, что «Железный хромец» «нахо­дится при смерти». Де Клавихо сообщает, что при этом власти Самарканда побуждали испанское посольство возвращаться на родину, так и не предоста­вив им перед отъездом аудиенцию у эмира, несмотря на все просьбы испанцев [4, с. 152].

В действительности эмир Тимур в это время готовился к выполнению давно задуманного им грандиозного предприятия - похода на Китай, а слухи о его смерти, скорее всего, распространялись специально с целью дезинформа­ции противника и жертвы предстоящего похода. О плане похода можно судить только по распределению военных сил эмира Тимура. Силы правого крыла его войск находились в районе городов Ташкента и Сайрама, а левое крыло зани­мало город Ясы (ныне Туркестан). Сам Тимур с центром армии двинулся к городу Отрару зимой 1405 г., которая выдалась очень холодной. Все перепра­вы через реки Амударью и Сырдарью были покрыты льдом. Несмотря на свои 68 лет, эмир Тимур бодро переносил тяготы зимнего похода и не ожидал близ­кого конца. В Отраре он принял посла бывшего хана Золотой Орды Тохтамыша и обещал ему, что после похода на Китай, в победе над которым владыка Самарканда не сомневался, войска Тимура вновь совершат поход на Золотую Орду и вернут Тохтамышу трон.

Джунгарские ворота, оазисы Восточного Туркестана стали опорными пунктами Тимура при подготовке похода на Китай. Первоначально в поход против империи Мин предполагалось направить 200 тысяч воинов, но в результате Тимур отправился завоевывать Китай с войском, насчитывав­шим 800 тысяч человек. В авангарде, в первом эшелоне, шли 20 тысяч отборных конников, ветеранов - победителей Делийского и Египетско- Сирийского султанатов, Золотой Орды и Османской империи, которым ста­вилась задача форсированным маршем преодолеть пустыню, отделяющую Восточный Туркестан от Китая [11, с. 70]. Узнав о военных приготовлениях Тимура, минский император Чжу Ди (он же Юнлэ) отдал приказ китайской армии готовиться к отражению возможного нападения на империю. Однако в какой мере она была способна противостоять войску Тимура, так и оста­лось неизвестным.

Смерть «Железного хромца» и завершение конфликта

Войско эмира Тимура было тщательно подготовлено и выступило в поход против Поднебесной. Однако великий правитель и военачальник умер в фев­рале 1405 г. в городе Отраре, оставив в наследство своим потомкам огромную империю. Реванш за поражение потомков Чингисхана, свергнутых в Китае в 1368 г., не состоялся, наследники Тимура отменили поход. План похода на Китай был оставлен тотчас после смерти Тимура, китайские послы были отпущены и вернулись домой в 1407 г., с ними прибыл посол преемника эмира Тимура на троне правителя Самарканда Халиль-Султана, которого звали Худайдад.

Однако страх перед империей Тимуридов, который нагнал на правителей Китая «Железный хромец», сохранялся и после его смерти. Несмотря на то что Тимур двинулся в поход на Поднебесную и был врагом Китая, он был великим правителем, и после его смерти властители Китая совершили по нему обряд поминовения. В Самарканд в 1408 г. было отправлено посольство во главе с известным Ань Чжидао, пережившим в свое время плен у Тимура, с богатыми дарами - шелком и серебром. Подарки были переданы семье Тимура и Шахруху, его сыну, к этому времени наследовавшему трон империи Тимуридов, в знак соболезнования. В «Истории династии Мин» сообщается, что совершить обряд жертвоприношения в память умершего государя было поручено китайскому чиновнику Боаэрсиньтаю [2, p. 262]. Проведению поминального обряда китайская сторона придавала настолько большое поли­тическое значение, что был проигнорирован факт, что эмир Тимур умер, успев выступить в поход против минских правителей. Для них важнее было установить мирные отношения с его наследниками и выйти из конфликтной ситуации, грозящей крахом китайской имперской государственности. С наследниками Тимура империи Мин удалось установить по сути равноправ­ные отношения, что для традиционных правителей Китая было сопряжено с немалыми психологическими трудностями. Шахрух, сын и преемник эмира Тимура, прекратил завоевательные войны против других стран, и даже офи­циальное обращение Чжу Ди - императора китайской династии Мин к нему как к своему вассалу, что китайские правители веками практиковали по отно­шению к другим странам и народам, не вызвало никакой протестной реакции у Шахруха. Хотя в свое время подобное обращение к его отцу и послужило толчком для похода Тимура на минский Китай, и только смерть последнего спасла тогда Поднебесную. Вместе с тем было бы неправильно думать, что потомки эмира Тимура считали себя данниками и вассалами минских импера­торов. Так, в 1418 г. Тимурид Шахрух дружески и почти по-родственному посоветовал императору Чжу Ди принять ислам, поскольку, по его мнению, уважающий себя монарх не может не быть мусульманином [5, p. 311], в чем выразилось его отношение к правящей в Китае династии. Следует отметить, что в те времена жители Мавераннахра и Восточного Туркестана считали китайскую культуру достаточно развитой, но ниже собственной, хотя китай­цам это было неведомо [5, p. 218].

Заключение

В заключение хотелось бы вновь обратиться к эпохальной фигуре эмира Тимура, олицетворяющего великого воина и завоевателя, вписавшего немало кровавых страниц в историю множества стран Евразии. Споры вокруг этой неоднозначной исторической личности по-прежнему не утихают. Его воен­ные подвиги поражают воображение многих, есть даже попытки его всемерно возвеличить и канонизировать, прежде всего в современном Узбекистане. Сегодня эмир Тимур провозглашен в Узбекистане идеологическим и истори­ко-культурным символом нации, а узбекский народ - наследником империи Тимуридов с претензией на ведущую роль в Центральной Азии, что нашло отражение в лозунге нынешнего руководства этой страны: «Узбекистон келе- жага буюк давлят!» - «Узбекистан будет великой страной!». Хотя вряд ли правомерно с научной точки зрения считать эмира Тимура узбеком, так как в его время узбеки еще не сложились как этнос, их этногенез завершился уже в советскую эпоху, в XX веке. Более того, именно в результате нашествия кочевых узбеков хана Мухаммада Шейбани в конце XV в. на Среднюю Азию прекратили существование, уже в эпоху правления правнуков Тимура, остат­ки его некогда великой империи.