Preview

Minbar. Islamic Studies

Расширенный поиск

Антирелигиозная политика в Татарстане (1920-е гг.)

https://doi.org/10.31162/2618-9569-2019-12-2-438-450

Содержание

Перейти к:

Аннотация

В статье рассматривается антирелигиозная политика, проводимая властями Татарстана на территории республики в 1920-е гг. Источниковой базой для статьи послужили в основном материалы прессы тех лет, в частности публикации в газете «Красный Татарстан». Автор прослеживает и анализирует нарастание усилий по дискредитации религиозного мировоззрения. Борьба с исламом, как и с христианством, в этот период принимает открытый и бескомпромиссный характер. Несмотря на некоторые временные уступки в области мусульманского образования, в целом власти взяли курс на непримиримую борьбу с любыми проявлениями религиозности. Среди рабочих и крестьян в это время насаждается атеизм, разворачивается агрессивная антирелигиозная пропаганда через органы печати, закрываются мечети и медресе, также, впрочем, как и православные храмы.

Для цитирования:


Мухамадеева Л.А., Файзуллин А.Р. Антирелигиозная политика в Татарстане (1920-е гг.). Minbar. Islamic Studies. 2019;12(2):438-450. https://doi.org/10.31162/2618-9569-2019-12-2-438-450

For citation:


Mukhamadeeva L.A., Faizullin A.R. The anti-religious policy of the Tatarstan Government (1920s). Minbar. Islamic Studies. 2019;12(2):438-450. (In Russ.) https://doi.org/10.31162/2618-9569-2019-12-2-438-450

Введение

В 1920-х гг. антирелигиозная пропаганда в Автономной Татарской Социалистической Советской Республике велась как с привлечением лекторов и активистов от общественности, так и с помощью средств массовой информа­ции. Атеистическая пропаганда затрагивала все сферы жизни людей - от быта и ведения домашнего хозяйства до брачно-семейных отношений и непосред­ственно религиозных обрядов и праздников. Одобрялись все действия, способ­ные дискредитировать религию, как ислам, так и православие, - от непосеще­ния мечетей и храмов до отказа верующих соблюдать религиозные предписа­ния и мулл выполнять свои обязанности в мечетях и лишения сана православных священников.

С точки зрения дискредитации религии особенно выигрышно выглядели случаи отказа от веры самих религиозных исламских деятелей. Факты такого рода особо поощрялись и преподносились с большой помпой, информация о них незамедлительно доводилась до сведения широкой общественности, в частности обнародовалась в прессе. Так, в ноябре 1924 г. газета «Красная Татария» напечатала заметку о том, что восстановлен в правах гражданства Хусаин Исмагилов, сложивший с себя сан муллы1.

Особенности антирелигиозной пропаганды в Татарской Республике

В печати появлялись материалы «исторического» характера, содержание которых, мягко говоря, было далеко от действительности. Так, сообщалось, что Нижегородским губернским архивным бюро найдено дело прогрессивной мусульманской организации, работавшей в России по объединению всего мусульманского населения, направляя его против государства. Работа якобы велась с 1660 г., и только в 1910 г. «умные дельцы» Романовы открыли эту организацию2. Здесь интересно то, что в контексте «борьбы с царизмом» ислам рассматривается как прогрессивное явление.

С одной стороны, провозглашалось, что религия и ее служители доживают последние «бесславные дни», с другой - официальная пропаганда уделяла неослабное внимание жизни и деятельности «служителей культа», непременно подчеркивая их негативное отношение к советской власти и трудящимся мас­сам. В печати появлялась масса заметок очерняющего характера в их адрес. Так, из деревни Кармыш Арского кантона сообщали, что ежегодно самая луч­шая часть лугов отводится мулле и муэдзину, тогда как в той же деревне на «месте школы стоит развалина». Из Средне-Балтаевской волости Тетюшского кантона сообщали, что мулла Мифтах за похороны не берет просто барана, а требует еще четыре пуда муки. В деревне Кудаш Арского кантона мулла, собрав сельский сход, предложил заплатить за него налог в сумме 28 руб. 40 коп. Однако помимо мелких нападок, бичующих жадность и стяжательство, якобы присущие служителям ислама, идеологическая пропаганда прямо переходила к обвинению «крупных акул» мусульманства в противостоянии советской власти и даже «открытой борьбе» с нею. Одним из таковых был объявлен известный мулла Кашаф Тарджеманов. По сообщению газеты «Красная Татария», он про­ездом из Москвы посетил ряд деревень Спасского района, распуская ложные слухи о том, что в данный момент никто не имеет права обучать детей в совет­ских школах и что к вопросам брака и развода советские организации не имеют никакого отношения3.

Шел в ход также излюбленный советскими идеологами прием по организа­ции выступлений «возмущенной общественности» в печати: устраивались дис­путы антирелигиозной направленности, публиковались подборки писем рабо­чих и крестьян, обличающие кулаков, торгашей и религиозных деятелей. Общим врагом бедноты всех народов объявлялся «дурман религии, наиболее сильно защищавший татар-кулаков». Приводились «примеры противостоя­ния» беднейших слоев населения и служителей ислама. Так, под влиянием агитации в 1923 г. татарская беднота Агрызского кантона каждую пятницу плотным кольцом окружала мечети и после окончания молитвы при выходе из мечети мулл и верующих вступала с ними в диспуты. В религиозных спорах принимали участие и женщины. Сами священники не всегда желали вступать с населением в дискуссии. Так, приехавший в Агрыз из Уфы представитель духовного управления уклонился от разговора с крестьянами.

Одним из ключевых моментов антирелигиозной пропаганды было широ­кое оповещение о том, что на местах «советские» праздники стали вытеснять религиозные. Так, народный праздник Сабантуй, традиционно отмечавшийся после сева яровых, отныне объявлялся праздником трудового крестьянства, который проводят под руководством советских местных властей, а не праздником «купцов и мулл». Этому празднику приписывалась большая роль в раскре­пощении женщин, они объявлялись полноправными членами общества. Отныне женщины свободно принимали участие в общественной жизни дерев­ни, посещали собрания, избирали своих делегатов на различные съезды. Так, в Средне-Балтановской волости Тетюшского кантона женская беспартийная конференция собрала женщин из числа беднейшего населения со всех деревень. В с. Старые Шахталы Спасского кантона женщины-крестьянки вели всю работу Комитета взаимопомощи. Беднота все чаще добивалась отмены кабальных сде­лок, заключенных с кулаками, в чем ей активно помогали ячейки РКП(б), ком­сомольские организации, союз работников Земли и Леса4.

Уделялось много сил дискредитации такого важного для мусульман празд­ника, как Курбан-байрам, в том числе в печатных изданиях. В частности, автор одной из таких газетных заметок, И. Терегулов, при описании этого праздника использовал такие выражения, как «мифическое жертвоприношение», «крова­вая жертва», «кровожадный бог», «отголосок варварских времен», «праздник варварства», «подкупление бога жертвоприношением», «капкан религиозного дурмана» и т.п. Муллы осуждались за то, что они в корыстных материальных интересах нагло обманывают «запуганную» бедноту. Стиль заметки соответ­ствовал ее содержанию: автор предлагал муллам и буржуям лучше заколоть друг друга, чем животных, и таким образом принести реальную пользу челове­честву. «Вооружившись знанием, народные массы освободятся от ежегодной шкурной и мясной (конечно, и самогонной) повинностей в пользу мулл», - оптимистично заканчивал статью И. Терегулов5.

Во время Уразы и Курбан-байрама в печати регулярно появлялись гнев­ные статьи и материалы, «разоблачающие» их и другие мусульманские меро­приятия. Так, в газете «Красная Татария» к празднику Курбан-байрам была опубликована статья о никчемности и ложности паломничества мусульман в Мекку. Читателям «разъяснялось», что этот «сказочный сюжет» с жертво­приношением животного вместо человека целиком и полностью взят из Библии. Жертвоприношение, как и паломничество мусульман к святым местам, были заимствованы арабами у «неверных», т.е. языческих предше­ственников, сам по себе хадж преследует интересы лишь торговой аристокра­тии. В целом, по утверждению автора статьи, хадж является источником крупных доходов правящих кругов Хиджаса и в целом Хиджасо-Неджского королевства6, население которого совсем не занимается производительным трудом и существует лишь на доходы от хаджиев. Валютные доходы от хаджа в 1929 г. составили 4,5-5 млн фунтов стерлингов. Приводя эти «обличитель­ные» сведения, автор заключает, что хадж это - «позорная страница в истории человечества». Все это делается лишь в «шкурных интересах небольшой кучки государственной и купеческой знати, а также духовенства... является оплотом эксплуатации, грабежа и идеологического развращения трудящихся масс. безбожники должны бороться - и они борются - и против хаджа и свя­занных с ним курбанов»7.

Ураза - мусульманский пост - объявлялась вредным явлением, нанося­щим человеку моральный и физический вред. На казанских предприятиях выявлялись рабочие-татары, «истязающие» себя уразой, их поведение широко осуждалось. Таковые были выявлены среди работниц-татарок текстильной фабрики им. Ленина, рабочих-татар фанерного завода № 3 и завода № 40 им. Ленина. Отмечалось, что антирелигиозная деятельность на заводе № 40 им. Ленина поставлена на уровне: устраиваются атеистические диспуты и докла­ды, ставятся спектакли, есть специальное радиовещание, не забыты красные уголки, плакаты и т.п. А вот вопрос об уразе завод, где работает большое коли­чество рабочих-татар, упустил.

Отрицательно характеризовалась в этом отношении и текстильная фабри­ка им. Ленина. Как писали в газетах, антирелигиозная работа там считалась излишней, ненужной и мешающей основной работе. Секретарь цеховой ячейки прядильного цеха Шакиров вовсе выгнал инструктора Областного совета СВБ (Совет воинствующих безбожников. - Л. М., А. Ф.) Алексину, прибывшую про­верить ход кампании против уразы8.

Позже, в самом начале 1930 г., было опубликовано постановление ТНКТ (Татарский народный комиссариат труда. - Л. М., А. Ф.). Ввиду того что боль­шинство предприятий и учреждений перешло на 5-дневку, и вопрос празднова­ния религиозных праздников отпал, за исключением некоторых учреждений, составляющих меньшинство, ТНКТ по согласованию с ТСПС постановил: «Во изменение постановления ТНКТ от 15.09.1928 - 08.03. 1929 года С.У. № 11 ст. 101 - все религиозные праздники, установленные по Татарстану на основа­нии ст. 112 КЗоТ, по желанию самих рабочих и по согласованию с администра­цией могут быть присоединены к очередному отпуску или какому-либо рево­люционному празднику»9.

В противовес православной и мусульманской религиям приветствовалась деятельность всякого рода сектантов. Секты, преследуемые при царском режи­ме, практически сразу после революции 1917 г. встали на сторону советской власти. В 1920-е гг. официальная антирелигиозная пропаганда активно исполь­зовала их в борьбе против ислама и православия, а сектанты всемерно демон­стрировали властям свою лояльность. Так, в октябре 1924 г. Советом народных комиссаров было получено официальное приветствие от съезда сектантов:

«Казанский районный съезд в числе 40 человек, ознакомившись с постановле­нием 13-го съезда коммунистической партии, с чувством глубокой радости отмечает благожелательное отношение к сектантам и находит в этом залог благоденствия нашего края»10.

Покровительство, оказываемое сектантам, не мешало официальным вла­стям жестко бороться с религиозным мировоззрением мусульманского и пра­вославного населения, закрывать храмы и мечети. Так, президиум ТатЦИКа в феврале 1924 г. вынес постановление о закрытии мечетей: № 2 по ул. Захарьевской, № 5 по ул. Тукаевской и № 18 в Дальне-Архангельской сло­боде. Здания мечетей передавались горсовету для оборудования в них студен­ческих общежитий11.

Борьба с религиозным образованием верующих мусульман

В этот период, однако, время от времени власти позволяли себе в отноше­нии верующих мусульман некоторые послабления. Так, 9 июня 1924 г. Президиум ВЦИК по настоянию ЦДУМ принял постановление, где признавал возможным обучение арабской грамоте и религии в мечетях во внешкольное время для учеников, достигших 14-летнего возраста или окончивших совет­скую школу I ступени. После решения ВЦИК количество религиозных школ резко возросло. Так, в Бугульминском кантоне в мае 1926 г. советских школ было 89, а религиозных - 143, в Мензелинском кантоне соответственно 103 и 110. Всего по республике в 1925 г. религиозных школ было около 100-150, и в них обучались 5-6 тыс. человек, а в 1926 г. стало соответственно 800 школ и 30 тыс. учеников.

Однако такое положение продлилось недолго: 10 декабря 1926 г. на засе­дании Совнаркома РСФСР рассматривался вопрос о работе Татарской Республики, в том числе и о религиозном движении, где был поднят вопрос о необходимости борьбы с религиозными школами. Вскоре представителями агитпропотдела ОК, ТатЦИКа, народных комиссариатов внутренних дел и просвещения была разработана инструкция по вопросам регулирования деятельности религиозных школ. В дальнейшем указанная инструкция была принята как постановление Обкома партии с некоторой поправкой. В частно­сти, вместо прежней формулировки, гласившей: «Допускать к обучению в религиозных школах, достигших 14-летнего возраста или окончивших советскую школу 1-й ступени» было предложено: «Допускать к обучению в религиозных школах окончивших советскую школу 1-й ступени и достиг­ших 14-летнего возраста». Замена в тексте «или» на «и» имела принципиаль­ное значение, так как в деревнях практически не было школ I ступени. Таким образом, в религиозные школы закрывалась дорога практически всей дере­венской молодежи [1, с. 60-61].

В итоге в июне 1928 г. Президиум ВЦИК отменил свои прежние поста­новления по вопросу преподавания мусульманского вероучения. На основании данного решения Президиум ТатЦИК в ноябре 1928 г. постановил отменить действие инструкций НКВД и НКЮ Татарской Республики по данному вопросу и разослал всем начальникам административных отделов, заведующим отдела­ми народного образования кантонных и районных исполкомов циркуляр с разъяснением - не выдавать разрешения на открытие религиозных школ в предстоящем учебном году, а выданные в прошлом учебном году аннулиро­вать [2, с. 128-129].

Еще одной формой борьбы с религией стала организация союзов без­божников, которые действовали по всей стране, в том числе и в Татарстане. В январе 1927 г. объявлялось о созыве 1 февраля первого съезда Союза без­божников Татарии. В повестке дня значились: рассмотрение состояния религи­озного движения в Татарской Республике, форм и методов религиозной рабо­ты, выборы руководящих и контролирующих органов. От каждого кантона на съезд делегировались по два представителя, за исключением Арского кантона, который посылал трех человек12. Съезд закончился 3 февраля, в его ходе был намечен ряд конкретных мероприятий по дальнейшему развитию антирелиги­озной работы13.

На съезде отмечалось усиление религиозного движения в начале 1926 г., которое, по мнению выступавших, начало принимать антисоветское направле­ние. Лозунг об открытии религиозных школ рассматривался как движение новой растущей буржуазии, стремящейся к своему идеологическому оформле­нию. Отмечалось, что некоторые льготы в выборах 1926 г. дали возможность «пролезть» в советы ряду лиц, так или иначе связанных с духовенством.

Так, в ноябре 1926 г. председатель одного из поселков Бугульминского кантона допустил постройку мечети из лесного материала, предназначенного для отопления больницы. Председатель сельсовета Арского кантона выделил лучший участок земли в пользование мечети, а для посева на отведенной мечети земле собрал семена. В то же время он затянул вопрос о ремонте совет­ской школы. Другой сельсовет в Свияжском кантоне самочинно собрал 400 пудов хлеба на «религиозные нужды деревни». Секретарь одного сельсо­вета Бугульминского кантона был замечен в агитации против советской школы и поднял вопрос об увольнении учителя за антирелигиозный подход в его работе14.

Борьба с «религиозным фактором» на всех фронтах, включая сельское хозяйство

Кооперация объявлялась одним из «участков фронта», где духовенство борется за свое влияние. Выявлялись нежелательные элементы, просочившие­ся в кооперативы и мешающие «кооперативному строительству». Так, в Бугульминском кантоне список ячейки в кооператив переделывался два раза, в результате чего в кооператив проник мулла. При этом считалось, что религи­озный фактор оказывает негативное влияние даже на надои молока, то есть мешает сельскохозяйственным достижениям. Критерием в этом вопросе стал такой ординарный предмет, как сепаратор. Так, отмечалось, что в Бугульминском кантоне большинство сепараторов находится в руках мулл, а сами муллы и «муллихи» получили, таким образом, возможность распространять вредную агитацию среди женщин, приносящих обрабатывать молоко. Так, сепаратор стал неким «орудием» политической борьбы, поскольку считалось, что органи­зация молочных артелей и других кооперативных структур задерживалась из-за противодействия мулл.

Мусульманское духовенство обвинялось в тайной и прямой агитации против советской власти. Это объяснялось наличием среди служителей исла­ма «реакционных людей», которых поддерживала определенная часть кре­стьянства из числа верующих мусульман. Отмечалось, что подобные случаи агитации усилились после появления партийной оппозиции, которая в значи­тельной степени поддерживалась религиозными деятелями. «Момент разно­гласий в партии является самым благоприятным моментом для нажима на советскую власть», - утверждал один мулла в Мамадышском кантоне. В Буинском и Мамадышском кантонах муллы проводили среди крестьян открытую агитацию, убеждая население в том, что советской власти скоро придет конец. В Елабужском кантоне духовенством проводилась кампания против переписи населения. Обвинялось духовенство (как православное, так мусульманское) и в разжигании межнациональной ненависти между русски­ми и татарами15.

На съезде было отмечено, что в первую очередь религиозные деятели используют свое влияние, чтобы воздействовать на верующих с целью настро­ить их против советской власти. Второй их целью признавалось укрепление материального положения пострадавшего от властей духовенства. С этой целью духовенство, как православное, так и мусульманское, организовывало кассы взаимопомощи, создавались некие делегатские собрания (Арский кан­тон, Татарстан) в мечетях, в домах, квартирах мулл. Главными руководящими лицами подобных «женотделов» были «муллихи». Подобные методы духовен­ством практиковались и среди молодежи. В целом духовенство ориентирова­лось на широкую «демократию», проводились отчеты о съездах, массовые отчетные собрания. По данным участников съезда, в 1926 г. по Татарской Республике было открыто около 1000 религиозных школ, не считая подполь­ных. При этом все выступавшие на съезде утверждали, что духовная школа не может дать знания.

Отмечалось, что темп развития религиозного движения ослаб к концу 1926 г., и отныне духовенство стремится вновь усилить работу с изменением методов деятельности. Если ранее духовенство само «рвалось в бой», то сейчас оно действует через темное крестьянство, которое придает этому противостоя­нию свой смысл, содержание. Объявлялось, что это уже не чисто религиозное движение, а борьба за экономическое, а отсюда и политическое господство. В связи с этим правительством Татарской Республики был выработан ряд мер к улучшению работы в советской школе и расширению ее сети. Кроме разобла­чений классовой сущности в деятельности духовенства и ведения культур­но-просветительской работы, говорилось о необходимости строго учитывать особенности текущего момента и тесно увязывать антирелигиозную пропаган­ду с насущными хозяйственными и политическими задачами. Разоблачение религии было не самоцелью, а одним из средств вытеснения из сознания трудя­щихся религиозных взглядов. Должны были быть учтены все особенности жизни трудящихся и фактор принадлежности их к определенной национально­сти. Ставилась задача создания актива и привлечения широких масс в Союзы безбожников16.

По результатам I съезда безбожников Татарской Республики в республи­канской печати публиковались статьи, заметки, доклады и интервью с делега­тами. Один из делегатов из Бугульминского кантона, Мамлеев, в беседе с кор­респондентом рассказывал, что религиозное движение в его кантоне характе­ризуется двумя направлениями: плановым, руководимым Уфимским духовным управлением мусульман, и неорганизованным, стихийным, связанным с отста­лостью населения. Оба движения не имеют углубленного массового характера, но как расширяющееся явление представляют опасность охвата более широких слоев населения.

В течение мая 1926 г. в волостях кантона прошли собрания верующих с вынесением около 90 резолюций с требованием о предоставлении полных гражданских прав духовенству, возврате школ муллам и т.д. В 1926 г. в кантоне числилось 137 религиозных школ с 4144 учащимися.

Стремясь укрепить свое влияние, духовенство активно привлекало к своей деятельности женщин. Наблюдались откровенные попытки наладить тесные отношения с бедняцко-батрацкой частью населения путем организации помо­щи бедноте (кассы взаимопомощи). Опорой религиозного движения в Бугульминском кантоне Мамлеев называл 650 мулл, 550 мутавачей, 250 белогвардейцев, 750 кулаков и торговцев.

В конце 1920-х гг. все же отмечался спад религиозного движения, что объяснялось углублением антирелигиозной работы со стороны партийных и советских организаций. На тот момент в кантоне имелись 11 деревенских и три городских ячейки безбожников. В городе работал антирелигиозный кабинет, снабженный литературой, вокруг которого собрался большой беспартийный актив, принимающий деятельное участие в антирелигиозной работе. Также имелись 15 сельскохозяйственных кружков и 80 пунктов анти­религиозного направления17. Другой делегат съезда - Климочкин от Чистопольского кантона - на страницах печати рассказывал об антирелиги­озной политике против православных. Он утверждал, что «выбросить иконы, обругать бога, попа» - это еще не работа. Крестьяне, как правило, обращают­ся к безбожникам с практическими, жизненными вопросами, что требует знаний, чтобы заменить ими религию18.

На заседании Центрального совета СБ 3 февраля 1927 г., т.е. в последний день съезда, было принято решение: «Борьбу с религией надо начать с измене­ния и перевода алфавита на латынь»19.

В плане антирелигиозной борьбы местные организации, в соответствии с постановлениями и решениями ЦК партии, работали усердно. В частности, постановление Татарского обкома ВКП(б) от 29 октября 1927 г. о мероприяти­ях по дальнейшему усилению антирелигиозной пропаганды в республике при­зывало местные организации придать антирелигиозной пропаганде системати­ческий и плановый характер, тем самым «добиваясь оживления массовой антирелигиозной работы, кружковой и создания антирелигиозного актива. АПО ОК ВКП(б) предлагалось давать на местах систематическое освещение деятельности духовенства и указания (методические и организационные) о наилучших способах и методах борьбы с ним». Здесь же перед ЦК больше­вистской партии в срочном порядке ставится вопрос о выделении средств для деятельности Союза безбожников и издания антирелигиозного журнала в Казани [1, с. 62].

«Мир безбожникам, война мечетям!»

29 сентября 1928 г. издается постановление Президиума ВЦИК о переда­че культовых зданий при их закрытии в пользование культпросветучрежде- ний для всех национальностей. С 1928 г. под непосредственным контролем НКВД начинается массовая конфискация недвижимости церквей и мечетей. Кампания проводилась под видом добровольной передачи церковного иму­щества верующим. Вместе с тем сохранились жалобы верующих на произвол властей, подмену документов. Например, жители деревни Кадырово Башкирской АССР в своей жалобе во ВЦИК с недоумением писали: «Раз религия, вера отделены от государства, так почему же без нашего разрешения закрывают мечети?» (цит. по: [1, с. 62]).

Следующей формой борьбы с религиозными деятелями было обвинение их в эксплуатации трудовых масс. Так, в августе 1929 г. состоялся суд над мул­лой С. Максудовым из деревни Кульбаш Менделинской волости Арского кан­тона. Максудова (бывшего члена Государственной думы, имеющего родствен­ников за границей) обвиняли в многолетней эксплуатации батраков и в неупла­те («прикрываясь милостью Аллаха») положенных взносов, в «нарушении кодекса законов о труде». Ему вменялись в вину невыдача расчетной книги и страховки батраку Ш. Хуснутдинову, работавшему у него мельником 15 лет, а также «увиливание» от договора, взносов и соблюдения трудовых норм при приеме на работу батрака Загидуллина. За «злостную эксплуатацию» трудя­щихся он был приговорен к судебной ответственности. Приговором суда на Максудова наложен штраф в сумме 200 рублей с уплатой задолженности соц­страху 463 рублей и батраку Загидуллину 64 рублей20.

Конец 1929 г. и самое начало 1930 г. ознаменовались массовым закрытием на территории Татарстана объектов религиозного назначения. В сентябре 1929 г. на заседании Президиума ЦИК Советов рабочих, крестьянских и крас­ноармейских депутатов ТССР слушалось ходатайство Заречного (ныне Кировского) райсовета г. Казани о закрытии мечети № 14 на Большой улице в Адмиралтейской слободе. В итоге было решено договор, заключенный Казгорсоветом с религиозной общиной мечети № 14, расторгнуть, мечеть закрыть с передачей здания мечети Заречному райсовету для использования под культурное и просветительское учреждение21.

Согласно данным Национального архива Республики Татарстан, к 1930 г. постановлением Президиума ЦИК Советов рабочих, крестьянских и красноар­мейских депутатов ТССР всего по г. Казани были закрыты следующие мечети: мечеть № 11, мечеть № 14 (Адмиралтейская слобода), мечеть № 7 (ул. Московская), мечеть № 19 (Ягодная слобода), мечеть № 15 (слобода Восстания), мечеть № 2 (ул. Захарьевская), мечеть № 5 (ул. Тукаевская), мечеть № 4 (ул. Ухтомского)22. В июле 1931 г., в связи с «желанием рабочих коллективов книжной фабрики им. Камиля Якуба», была закрыта мечеть б. Галимзяна Баруди. Казгорсовету предложено оформить передачу здания мечети дирекции книжной фабрики23. Закрытие мечетей и церквей объясня­лось инициативой самих трудящихся.

Выводы

На основе приведенных материалов источников можно сделать следую­щие выводы. В 1920-х гг. в Татарстане происходила полномасштабная борьба с религиозными воззрениями населения. Несмотря на некоторые временные послабления, борьба была бескомпромиссной. Применялись разные формы и методы борьбы: непосредственная агитация и пропаганда, воздействие через средства массовой информации, запрет религиозных праздников и памятных дат, организация атеистических обществ (как правило, агрессив­ных), обвинения религиозных деятелей в эксплуатации, поощрение «созна­тельных трудящихся» и т.п. Систематическая и планомерная работа дала свои результаты: в конце 1920-х - начале 1930-х гг. удалось закрыть немало мече­тей и церквей с конфискацией имущества, дискредитировать многих религи­озных деятелей, а самое главное - оказать значительное антирелигиозное влияние на сознание масс.

Список сокращений

ЦГА РТ - Центральный государственный архив Республики Татарстан

НА РТ - Национальный архив Республики Татарстан

Источники

ЦГА РТ. Ф. Р5263. Оп. 1. Д. 13. Л. 31.

НА РТ. Ф. Р-5852. Оп. 1. Д. 757; Ф. Р-372. Оп. 1. Д. 1423; Д. 1472.

Красная Татария. 1924. № 33 (3609). 11 февраля; № 56. 12 июля; № 57. 13 июля; № 84. 14 августа; № 135. 12 октября; № 152. 1 ноября; № 165 (2043). 20 ноября; 1927. № 8 (2681). 11 января; № 28 (2701). 4 февраля; № 30 (2703). 6 февраля; 1929. № 176 (3453). 7 августа; 1930. № 49 (3625). 1 марта; № 104. 9 сентября; 1931. № 28. 4 февраля.

Список литературы

1. Сайдашева М. А. Декрет СНК РСФСР о «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» и его осуществление. В: Абдуллин Я. Г. (ред.) Исламохристианское пограничье: итоги и перспективы изучения. Казань: ИЯЛИ им. Г. Ибрагимова АН РТ; 1994. С. 60–61.

2. Набиев Р. А. У истоков массового атеизма. Казань: Таткнигоиздат; 1984.


Об авторах

Л. А. Мухамадеева
Институт истории имени Ш. Марджани Академии наук Республики Татарстан
Россия
Мухамадеева Лилия Абдулахатовна, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник


А. Р. Файзуллин
Институт истории имени Ш. Марджани Академии наук Республики Татарстан
Россия
Файзуллин Алмаз Равилевич, соискатель степени кандидата исторических наук


Рецензия

Для цитирования:


Мухамадеева Л.А., Файзуллин А.Р. Антирелигиозная политика в Татарстане (1920-е гг.). Minbar. Islamic Studies. 2019;12(2):438-450. https://doi.org/10.31162/2618-9569-2019-12-2-438-450

For citation:


Mukhamadeeva L.A., Faizullin A.R. The anti-religious policy of the Tatarstan Government (1920s). Minbar. Islamic Studies. 2019;12(2):438-450. (In Russ.) https://doi.org/10.31162/2618-9569-2019-12-2-438-450

Просмотров: 1118


Creative Commons License
Контент доступен под лицензией Creative Commons Attribution 4.0 License.


ISSN 2618-9569 (Print)
ISSN 2712-7990 (Online)