Заря исламистской проблематики Ближнего Востока: «Магометанское братство» в Сирии в начале ХХ в.

Накал политической борьбы «младотурецкого» периода

В истории Османской империи Младотурецкая революция 1908 г. ста­ла как бы кульминацией заключительного акта ее многовекового существо­вания. Этот революционный процесс, завершившийся сменой власти в Ос­манской империи, начался с обнародования 24 июля 1908 г. декрета (ирадэ) султана о введении демократической конституции - под нажимом реформа­торского движения младотурок, охватившего как собственно турецкие, так и арабские территории империи. Революция явилась вполне закономерным, но оттого не менее трагичным явлением для судьбы империи-халифата. Национальные чаяния составлявших ее народов подогревались аппетитами класси­ческих колониальных держав, бравших на себя роль гарантов их прав перед лицом угасавшей центральной власти Блистательной Порты.

Восточный вопрос слишком занимал умы тогдашних европейских ге­ополитических конкурентов, а экономические интересы основных игроков в масштабах всей Европы, всего Средиземноморья и Западной Азии уже на­прямую сталкивались с необходимостью перекройки территориально-адми­нистративных границ. В свою очередь, внутренние процессы в Османской империи, связанные с естественным подъемом национального самосознания народов, было не остановить, тем более что жестокость османского аппарата подавления сразу вызывала громкий резонанс, который использовался внеш­ними силами в своих интересах.

В тех условиях даже жестокий и волевой османский султан Абдул-Ха­мид II (1842-1918, султан с 1876 по 1909 гг.) уже не мог спасти империю от распада. Младотурецкое движение, подняв на щит принципы демократизма в управлении и пантюркизма в идеологии, набирало силу и все больше ото­двигало от власти консервативные политические силы, главной из которых к тому моменту стал блок Хюрриет ве иттиляф («Свобода и согласие», так называемые иттиляфисты). Впрочем, эта сила не была в состоянии в полной мере опереться на массы мусульманского населения, для которых подлинны­ми авторитетами оставались уважаемые ими имамы-хатыбы, шейхи разных суфийских тарикатов и другие религиозные лидеры. В парламенте с этой мо­гучей силой солидаризовались представители Либерального союза, Ахрар (до четырех десятков депутатов).

Для большинства простых мусульман все происходившие политические преобразования выглядели отходом от того, что было предписано их верой и являлось наиболее подходящей формой управления уммой - с преемником праведных халифов во главе. Поэтому по-настоящему консервативные круги, особенно клерикальные, опиравшиеся на городские низы и сельское населе­ние, с легкостью могли объединить народ в пользу султана, как только настал бы удобный момент. И он настал в марте 1909 г., когда султан еще продол­жал оставаться у власти, ограниченный в принятии решений Конституцией (1876) и парламентом младотурок, которые пока еще не выстроили жестких властных линий и опасались открыто противопоставлять в умах сограждан республику и халифат.

Подробно описанный в работах историков «контрреволюционный мя­теж» сторонников неограниченной власти султана-халифа в марте-апреле 1909 г. закономерно завершился их поражением - вместе с низложением это­го для тогдашней Европы символа автократического правления, обладавше­го мощными прерогативами теократии. Кстати, в отличие от монархической идеи в христианской цивилизации, управление уммой от лица мусульманина- халифа предписано богословско-правовыми положениями ислама, и главное, оно основано непосредственно на религиозном писании мусульман.

Набиравшая силу волна светских прогрессивных идей быстро размы­вала многовековой османский дом, мусульманскую империю. Кроме того, явный панисламистский курс султана, принятый им в качестве объединя­ющего «османскую нацию», противопоставлял друг другу разные общины империи, расширяя брешь в стене османского дома. Непродуманная религи­озная политика Порты стала, возможно, самым слабым ее местом, чем стара­лись воспользоваться внешние силы: с одной стороны, европейские державы постоянно возвращались к предлогу защиты христианских меньшинств, а с другой - провозглашенную панисламистскую идею использовали в своих ин­тересах разные силы, имеющие явные политические амбиции. С этими на­блюдениями и может быть связано одно важное обстоятельство упомянутой попытки реставрации монархии.

Антиправительственный мятеж и подъем джихадизма: конвергенция или политическая тактика?

Как раз в тот момент в арабских восточных провинциях дала о себе знать мусульманская организация, сразу привлекшая в число своих сторонников огромные массы верующих. Она пришла под лозунгами искоренения запад­ного влияния и утверждения шариата как закона для населения империи-ха­лифата. Так что предпринятая попытка реставрации полновластия султана в Стамбуле была поддержана далеко не просто консерваторами, сторонниками старых порядков. По крайней мере, в сирийских районах этот мятеж опирал­ся на чисто исламистскую пропаганду структуры, поразительно вовремя про­никшую в среду религиозных лидеров Дамаска.

Речь идет о дамасской ячейке некоего «Магометанского братства» с центром в Стамбуле, агитация которого среди сирийских мусульман была в высшей степени успешной. Об этой организации подробно докладывал рос­сийский консул в Дамаске, князь Борис Николаевич Шаховской (1870-1926) в своих донесениях в наше посольство в Константинополе (Стамбуле), ду­блированных в 1-й департамент МИДа. Документы содержат интереснейшие сведения о тогдашней ситуации в регионе, причем темы донесений (политика младотурок, партийная агитация, действия местной администрации, настрое­ния групп населения, отношения между представителями конфессиональных общин, сведения о передислокациях турецких гарнизонов, политические ма­невры иностранных консулов и др.) представлены им, как правило, взаимос­вязанными. Документы хранятся в Архиве внешней политики Российской империи в Москве, и полные тексты некоторых из них были не так давно опубликованы.

Как и все наши дипломаты на местах в Леванте, консул Б.Н. Шаховской много сил отдавал отслеживанию межконфессиональной ситуации в сирий­ском социуме. Она являлась для него, естественно, важнейшим показателем общественной безопасности в сложном контексте внешнеполитических ин­тересов мировых держав и внутренних процессов политических преобразо­ваний после Младотурецкой революции. И особенно показательным было нараставшее недовольство местных мусульман, подогреваемое вообще пани­сламистскими движениями в империи. Поэтому вполне объяснимым стало то внимание, которое Б.Н. Шаховской проявил к исламистской организации Дамаска, имевшей, по всей видимости, уже тогда сетевую структуру.

Он писал, что в начале марта 1909 г. «улемы собрались в доме шейха Аджлани и дали присягу в том, что присоединяются к «братству», так назы­ваемому «Аль-ахаи-ль-Мухаммеди» - Магометанское братство. Цель этого братства, - докладывал консул 27 марта (9 апреля) 1909 г., - уничтожить все законы и постановления, заимствованные у европейцев, и восстановить суд и законы шариата» [2, c. 287].

Вслед за известным историком, Львом Николаевичем Котловым, мож­но предположить, что речь идет о «Аль-Джамайия аль-мухаммадийя», или «Иттихад Мухаммеди» (Магометанская лига, или Союз Мухаммада), создан­ной в 1908 г. в Стамбуле неким Дервишем Вахдети [3, с. 185-190]. Авторы публикации приводимых архивных документов в этом убеждены [2, с. 237]. Отмечается также связь Лиги с дервишским орденом, или суфийским тарика- том ар-рифаийя (этот тарикат имел несколько ветвей: сайядитов, кайялитов, нуритов, иззитов, фанаритов и бурханитов). Но нельзя исключать возможно­сти, что связь с суфизмом не была непосредственной, тем более что в донесе­ниях Шаховского тарикат ар-рифаийя вообще нигде не упоминается. Так что это вполне могла быть более универсальная исламистская структура, кото­рая даже не была суфийской. Кстати, Л.Н. Котлов пишет в другом месте, что Мусульманская лига была «очень активна в арабских вилайетах, особенно в Сирии, где значительная часть улемов увлекла за собой массу приверженцев «истинного ислама»« [3, с. 187]. Ясно, что такая характеристика больше под­ходит универсальному исламистскому течению, нежели суфийскому ордену с его особенными традициями и системой личной преданности мюридов шей­хам. В любом случае, консул Шаховской ничего не сообщал ни о стамбуль­ской головной организации, ни о суфийском характере учения организации. Он был однозначен в ее именовании «Магометанским братством», и это на­звание (МБ) мы условимся использовать ниже.

Итак, в условиях противостояния младотурецкой и исламистской агита­ции главными действующими силами в сирийских областях были мусульма­не, часть которых поддержала ведущую младотурецкую структуру - комитет Иттихад ве теракки («Единение и прогресс», так называемые иттихадисты). Они были настроены резко против МБ, что, как писал Шаховской, вызвало среди сирийских мусульман «большое разногласие и полную неурядицу» [2, с. 288]. То есть созданная исламистская организация действовала как бы в русле поддержки султанской власти, «старого режима», которую младотур­ки и их прогрессивные единомышленники из арабов окончательно сметут в апреле. Решением османского Меджлиса султан Абдул-Хамид был низложен 27 апреля 1909 г., но до этого момента на протяжении почти четырех недель противники иттихадистов, имея перед собой мощный исламистский авангард, пытались как бы откатить назад политическую ситуацию и провозгласить по­беду шариата как основного закона для всей империи.

Налицо была путаница в идеях и лозунгах религиозного, национали­стического, конституционно-реформистского характеров, которая неизбеж­но вела к беспорядкам. Жители сирийских областей увлекались - с подачи своих муфтиев, нотаблей и заимов - то одними идеями, то другими, пытаясь стать на сторону одновременно религиозных предписаний и консерватизма, социальной справедливости и необходимости реформ, наконец, собственных интересов, порядка и стабильности. Эти противоречивые увлечения приво­дили лишь к неразберихе, которая усугублялась воинственностью арабского населения и вооружением его извне.

Извечный вопрос внешнего воздействия

Консул Б.Н. Шаховской, видимо, имел все основания усматривать связь англичан (прежде всего британского консульства в Дамаске) с местными ис­ламистами. Он свидетельствовал: «Всюду и во всем смута, которая, несомнен­но, создается приверженцами старого режима <...> и поддерживается, по мо­ему глубокому убеждению, моим здешним английским коллегой, который в лучших и интимных отношениях с весьма подозрительными в политическом отношении лицами. Масса мелочей, которые трудно сопоставить на бумаге, заставляют меня полагать, что Англия ищет, как бы вызвать смуту в Сирии и вообще в этой части Турции, и в этом убеждении меня еще более утвержда­ют происшедшие на днях серьезные волнения среди хауранских друзов» [2, c. 288-289].

Говоря о друзах, консул, должно быть, намекал на известную еще с 30-х годов XIX в. опору англичан на местное друзское население, материальную помощь и поставки ружей - еще в период маронитско-друзских столкнове­ний почти за семь десятилетий до того. Впрочем, и накануне Младотурецкой революции англичане продолжили вооружение друзов, а заодно - шиитов и бедуинов. Опираясь на сведения, содержавшиеся в записке от ноября 1907 г. офицера штаба Кавказского военного округа Б. Шелковникова, одна из авто­ров упомянутой монографии, историк Наталья Максовна Горбунова пишет: «Из Греции, где перевооружалась турецкая армия, поступали ружья системы «Гра», револьверы «Маузер», патроны к ним. Шелковников утверждал, что посредниками в этой торговле являлись драгоман английского генконсульст­ва в Бейруте Эспер Шухэр и английский консул в Дамаске г-н Дэви, а главны­ми покупателями были друзы Ливана, мутуалии (т.е. шииты. - А.С.) и бедуи­ны Северной Сирии» [2, с. 115].

Другим очевидцем и свидетелем событий, которые творились в Дамас­ке в то время, был Степан Семенович Кондурушкин (1874-1919). В майском выпуске «Русского богатства» за 1909 г. он передавал тревожный настрой на­селения в момент обострения межконфессиональных отношений: «Напрасно взывает о помощи дамасский губернатор. Рядом с Дамаском друзы, которые могут подняться каждый час. Тем более что и туда проникает английское влияние. <...> В Хауране неспокойно. Друзы притесняют христиан. Это было и раньше, но теперь все стало страшнее. По настоянию русского дамасского консула, князя Шаховского, дамасский губернатор вызвал в Дамаск друзского шейха, Яхья Атраш, чтобы через него повлиять на друзов. Яхья Атраш боль­шой умница и плут, но и с ним можно сговориться. Он приходит к русскому консулу и говорит: «Оставьте турецкое правительство в покое. Сговоримся без него. Я к вашим услугам. У некоторых умирающих перед смертью быва­ют светлые дни. Вот такие же светлые дни переживает теперь и Турция. Оста­вим ее умирать. Говорите, чего хотите вы, а я вам скажу, что могу сделать» [4, с. 68-69].

Активизм друзов пробудился в общей обстановке обострения отноше­ний между общинами. Однако обращает на себя внимание то, что и МБ, и дей­ствия друзов наблюдатели связывали с политическими интригами англичан. Тогдашняя Сирия была областью стремительно слабевшей Османской импе­рии, на которую свои аппетиты распространяли французы, англичане и даже отчасти итальянцы и немцы. Главным соперником Британии в тех районах была, конечно, Франция. Опираясь на некоторые общины и умело проводя свою политику влияния, англичане порой даже переигрывали французов в Сирии.

Будучи уже сложившимся журналистом и писателем, С.С. Кондурушкин давал меткую характеристику британской политике на Ближнем Востоке, по-видимому, опираясь как на собственные наблюдения, так и на господствовав­шие тогда мнения и доступные сведения. Он писал: «Англия - это интересный Ванька-встанька, центр тяжести которого находится не в голове и сердцеви­не, а в широком дне его колоний. И чем тяжелее и компактнее будет это дни­ще, тем устойчивее Ванька-встанька. И Англия прилагает громадные усилия, чтобы рассеянное по частям собрать и объединить воедино. По крайней мере, эти усилия очень заметны на Ближнем Востоке. Англичане скупают земли в Сирии: в Бассорском, Дамасском и Иерусалимском вилайетах. Англичанин Вилькокс получил недавно концессию на орошение всей Месопотамской до­лины. Англичане хлопочут через руки туземцев о концессии на проведение железной дороги в Сирии: Триполи - Алеппо. ... Южная часть Малой Азии находится в сфере французского, а главным образом, английского влияния. Около Смирны есть даже несколько английских поселений» [4, с. 64-65].

Так что касательно смуты, готовившейся исламистами при поддержке англичан, то в этой части Ближнего Востока, которую Франция пыталась объ­являть зоной своих «особых интересов», это было вполне вероятно. Точно так же Британия будет пестовать исламистов в Египте, когда станет ясно, что британский протекторат не может больше удерживаться на официальных, ле­гитимных основаниях, а Суэцкий канал может-таки по истечении 99 лет (по условиям договора) перейти к египтянам. В 1928 г. Хасаном аль-Банной бу­дет создана организация почти с таким же названием, как и сирийская пред­шественница - Аль-ихван аль-муслимун («Братья-мусульмане», БМ). Фран­цузский исследователь Жиль Кепель так характеризует внутренние причины вызревания исламизма, которые и обусловили успех БМ: «Обстановка 20-х годов, в которой возникла ассоциация, характеризовалась глубокой расте­рянностью, охватившей мусульманский мир. Это был период апогея европей­ской колонизации, но на него пришлась и гибель стамбульского османского халифата, упраздненного в 1924 г. Ататюрком. Таким образом, мир ислама оказался одновременно растерзан на части христианскими державами и по­трясен изнутри: халифат, символизировавший единство правоверных всего мира, был заменен турецкой и светской националистической республикой. Появление «Братьев-мусульман» явилось одной из форм реакции на эту рас­терянность» [5, с. 32-33]. Признавая все эти глубинные причины, некоторые, впрочем, считают египетских БМ того времени детищем британских спец­служб [6, c. 33; 7, c. 51].

Несколько позднее Б.Н. Шаховской предрекал, что в скором времени Турция неизбежно должна была лишиться и своих арабских провинций, «так как Англия к этому ведет дело и хочет наложить свою руку на халифат»¹. При этом консул считал, что «в Сирии иностранная оккупация не только не встретит со стороны мусульман никакого сопротивления, но скорее будет встречена ими вполне сочувственно, и даже с нетерпением ожидается очень многими, так как все понимают теперь, что только при иностранной оккупа­ции всякий сможет спокойно заниматься земледелием и промышленностью, не подвергаясь теперешним вымогательствам и злоупотреблениям со сторо­ны властей, которые, с одной стороны, вымогают весь заработок, а с другой - не водворяют ни порядка, ни справедливости».

Политический выбор и тактика «братьев»

Возвращаясь к проблеме внезапной вспышки активности дамасской МБ, можно отчасти согласиться, что со стороны местных мусульман это стало ответом на неприкрытую борьбу за власть и жесткие действия младотурок- иттихадистов. Консул Шаховской сетовал, что комитет Иттихад ве теракки действовал среди населения Дамаска «слишком вызывающе против улема (видимо, имеется в виду улемов, или алимов - по-арабски ‘улама. - А.С.) и шейхов». Он писал: «Это поведение комитета вызвало образование здесь отдела «Магометанского братства» в Константинополе и необычайный рост его в противовес комитету. Это братство с восторгом приветствовало падение кабинета Хильми-паши, скорее, падение влияния комитета «Единение и про­гресс» и известие о восстановлении шариата. Узнав о содержании телеграммы нового великого визиря, коей последний оповещает волю халифа о соблюде­нии шариата, население устроило иллюминацию. В особенности было возбу­ждено предместье Мидан, жители коего наиболее фанатичны и составляют большинство членов «Магометанского братства». Они приветствовали вос­становление шариата песнями, пальбой и шумными процессиями» [2, c. 290].

События, о которых идет речь в этом отрывке, представляли собой по­пытку осуществить переворот усилиями причудливого альянса - столичных либералов (ахрар) и сторонников Абдул-Хамида II, которая началась с мяте­жа стамбульского гарнизона в ночь на 31 марта 1909 г. (13 апреля по новому стилю). О том, как отозвались эти события в Сирии, пишет Л.Н. Котлов: «Чле­ны воинствующей Мусульманской лиги терроризировали местное население. Они требовали поддержать выступления в защиту шариата и программу ли­деров мятежа. В Дамаске была устроена иллюминация в связи с получением известий о перевороте» [3, с. 187-188].

Уже на пятый день в Дамаске была попытка провести масштабную ак­цию в поддержку установления шариата: жители района аль-Мидан 4 апреля (по старому стилю) собирались пойти демонстрацией (арада) в центр горо­да, чтобы слиться с демонстрациями из других районов перед зданием Серая. Было намерение даже «разнести редакцию либерального журнала «Мукта- бес» и убить ее редактора Курда Али; после этого они должны были пойти в судебные учреждения и закрыть их как прекратившие свое существование вследствие восстановления шариата». Вали Назим-паша успешно упредил ор­ганизаторов: «рано утром призвал к себе самых видных улема и послал их в Мидан, чтобы они там употребили все свое влияние и убедили миданцев от­казаться от своего намерения» [2, с. 292].

Сходные оценки пафоса исламистов в отстаивании верховенства шари­ата давал и С.С. Кондурушкин: «Мусульманское духовенство, почуяв в младо­турках только один либеральный запах по религиозным вопросам, выкинуло над реакцией религиозный флаг и объявило их изменниками и вероотступ­никами. Мусульмане требуют точного применения в жизни мусульманского закона - шариата» [4, с. 74].

Как видно, сирийские мусульмане, в большинстве своем, не были го­товы на вооруженную борьбу за идеи МБ. Даже политическое отстаивание предпочитаемого ими государственного устройства они с готовностью де­легировали столичным политикам, а когда попытка сорвалась, в основном смирились со сложившимся положением. Со своей стороны, консул Б.Н. Ша­ховской был не склонен драматизировать ситуацию. Он, в частности, делал вывод, что мусульмане «готовы на всякие бесчинства только когда их к тому подстрекают, в противном же случае остаются совершенно спокойны, причем то или другое их настроение зависит исключительно от шейхов и улема, ко­торые ими руководят» [2, c. 292]. Консул продолжал: «С известием о восста­новлении шариата они, подстрекаемые своими шейхами, стали неузнаваемы и готовы были на всякие бесчинства, когда же пришло обратное известие, а затем известие о торжестве комитета «Единение и прогресс», они сразу сно­ва успокоились и вошли в свою колею. «Магометанское братство», накануне торжествующее, теперь настолько притихло.» [2, c. 292]. Очевидно, речь шла лишь о некотором успокоении ситуации после настоящей паники среди на­селения некоторых сирийских районов, где, ожидая расправы от мусульман­ских радикалов, христиане и представители других общин даже стали поки­дать свои дома, уезжая к родственникам в Ливан и другие отдаленные места. Так что сторонники МБ, лишенные подстрекательств после провала мятежа, просто перестали открыто выражать свои чувства, в результате чего осталь­ное население испытало явное облегчение.

И все же осуществленное младотурками-иттихадистами и закреплен­ное решением парламента от 27 апреля окончательное низложение султана Абдул-Хамида II, а затем призвание на престол наследного принца Мехмеда Решада-эфенди под именем Мехмеда V, были встречены с негодованием во многих частях арабских провинций. Л.Н. Котлов писал, что на Аравийском полуострове царствовало почти единодушное осуждение низложения султа- на-халифа, а в сирийских и иракских областях сторонники прежнего султана составляли значительную силу [3, c. 190].

Не была исчерпана, по всей видимости, и тема влияния МБ в арабских районах. Б.Н. Шаховской продолжал в своих донесениях оценивать исла­мистскую агитацию: «К сожалению, «Магометанское братство» не слишком смутилось последними константинопольскими событиями и низложением Абдул-Гамида, а решило продолжать свою борьбу с комитетом «Единение и прогресс» и исполнить программу своего вдохновителя, низложенного султа­на, и вызвать в Турции кровавые смуты, которые должны повлечь для Турции гибельные последствия» [2, c. 296]

Вскоре появились данные о попытке подкупа дамасских сановников «солидными суммами» от неких султанских эмиссаров, и в этом, пишет кон­сул, «как оказывается, «Магометанское братство» едва не успело» [2, c. 296]. Вскрылось также следующее: «Оказывается, что тюремный бунт 14 апреля (донесение №129) был вызван помянутым братством, которое в хлебе и ки­слом молоке доставило арестантам оружие; удайся этот бунт, Дамаск не избег бы кровавых смут; такие же бунты произошли 14-го же апреля в Алеппо и Бейруте, с успехом - только в бейрутской тюрьме, из которой бежало 14 са­мых важных преступников» [2, с. 296]

Б.Н. Шаховской утверждал, что 90% дамасского мусульманского насе­ления к тому моменту являлись членами МБ. В свою очередь, Л.Н. Котлов, ссылаясь на воспоминания Мухаммада Курда-Али, тогдашнего редактора ли­берального издания «Муктабас», сообщал, что общее число последователей в Дамаске «Общества Мухаммада» (если все-таки можно отождествлять МБ с этой организацией) было около 70 тыс. человек [3, с. 186]. В любом случае, оценка в 90% мусульман может еще раз свидетельствовать в пользу тезиса о том, что МБ представляло собой вовсе не отделение суфийского ордена, а скорее всего, суннитскую организацию исламистского характера.

После реального захвата власти младотурками в Стамбуле, угроза нави­сла над дамасскими исламистами. «Они сначала не поверили телеграмме ми­нистра внутренних дел Реуфа-паши, коей предписывалось уничтожение «Ма­гометанского братства» как очага интриг, так как они не могли допустить, что «Братство», носящее имя Пророка, могло быть официально названо очагом интриг, и считали сначала эту телеграмму выдумкой вали, но в этом скоро разочаровались и затаили свою злобу» [2, с. 297]. Иными словами, внешне положение выглядело нормализовавшимся, однако местные ультраконсерва­тивно настроенные круги лишь смирились перед силой. В этой среде продол­жало бродить глухое недовольство теми переменами, что были вызваны, по их мнению, пагубными для халифата демократическими веяниями с Запада. Учитывая неблагоприятный для империи внешний фон, стремление к неза­висимости европейских провинций империи, расшатывание ситуации в ее африканских провинциях и продолжающиеся бунты армянского населения в самой Анатолии, мусульмане отлично понимали, что настает критический момент для самого существования империи-халифата. Фактор христианско- мусульманского размежевания, наряду с проникновением влияния в осман­ское общество христианских держав, был для них слишком явным.

Факторы угрозы новой межконфессиональной розни

Уже спустя три дня после утверждения парламентом в Стамбуле нового султана консул излагал свое мнение о взаимной заинтересованности друг в друге европейцев и сторонников прежнего султана: младотурки были поме­хой для усиления влияния в османском обществе и тем, и другим. Преследуя эту цель, и те, и другие готовы были не остановиться даже перед обществен­ным хаосом, гражданской войной - традиционно для Ближнего Востока кон­фессионально окрашенной. Консул писал: «При образовании «Магометан­ского братства» христиане не поняли всю глубину его цели, не поняли, что оно должно было дать Абдул-Гамиду возможность избавиться от ненавист­ного ему комитета, залив страну кровью и вызвав вмешательство Европы, ко­торое при соперничестве держав не было ему страшно. Только теперь поняли цель этого «Братства». Здешние мусульмане совершенно изменились, они не те, что были даже только 20-30 дней тому назад, стали сухи и сдержанны от­носительно христиан. Недели 3-4 тому назад масса ружей и револьверов, как это теперь установлено, были розданы «Магометанским братством» здешне­му населению, причем оружие это привезено из Кайфы [Хайфы]. На днях я узнал, что ими же теперь послано много револьверов в окрестные Дамаску селения, что тоже предвещает мало хорошего. Из всех разноречивых слухов и конфиденциальных сведений я прихожу к заключению, что шейхи и улема не остановятся перед тем, чтобы вызвать кровавую смуту, если комитет начнет притеснять и преследовать членов Братства» [2, c. 298-299].

Впрочем, поведение шейхов на тот момент было весьма продуманным. Они явно пытались сохранить силы своей организации, да и собственные жизни, не провоцируя сторонников и членов МБ на выступления. Напротив, они умело лавировали и «перекрашивались». Консул Шаховской так писал об этом: ««Братство» преклонилось пока перед силой оружия, устрашенное так­же осадным положением, установленным в Константинополе, тем более что комитет распространил слух, что после Константинополя осадное положение по очереди будет устанавливаться во всех вилайетах для устранения вредных элементов. Этот слух заставил всех шейхов обратиться в комитет с просьбой принять их членами, но последний колеблется принять их, зная их веролом­ство» [2, c. 298].

Такая тактика принесла свои результаты - репрессии почти не косну­лись МБ. По крайней мере в Дамаске, как сообщал Шаховской в донесении от 30 апреля (13 мая) 1909 г., «Назим-паша ничего не предпринял против мно­гих скомпрометированных членов «Братства», так что комитет и большинст­во христиан начинают подозревать, не состоит ли он сам членом «Братства»« [2, с. 299]. Может быть, правда, дело было в другом, а именно в недостатке средств для репрессий и нежелании снова рисковать вызвать бунты - уже в среде внутренних войск. «Если, с одной стороны, здесь нужны решительные меры для предотвращения смуты, - писал консул, - то с другой стороны, Назим-паша, по-моему, не может их принять теперь, так как в Дамаске совер­шенно нет теперь войск, а находящиеся здесь 2 батальона редифов (мобили­зованного резерва. - А. С.), помимо недостаточности их, нельзя принимать в расчет, так как они набраны из местных жителей, зараженных духом «Брат­ства»...» [2, с. 299].

С течением времени межконфессиональное напряжение несколько спа­ло. Его очередной всплеск был связан с отголосками Триполитанской (или Итало-турецкой) войны, которые докатились до Восточного Средиземномо­рья в виде, например, обстрела с итальянских судов бейрутского рейда и порта в феврале 1912 г. На местных христиан падал гнев их сограждан мусульман, которые были возмущены действиями христианской державы, которая имела на Ближнем Востоке многочисленные миссии и которая была единоверной значительной части местных христиан. После начала военных действий на Балканах дело дошло, по всей видимости, до развертывания активности мест­ных исламистов. Снова появились угрожающие демонстрации мусульман - хорошо организованные и призывающие единоверцев объединиться против христиан, единоверных итальянцам, то есть местных католиков и униатов. В сентябре 1912 г. консул Шаховской сообщал: «Когда возникла Балканская война, все христианское население Дамаска переполошилось, опасаясь резни; большое впечатление производили на него воинственные демонстрации (арады) мусульман здешних и окрестных, которые процессиями дефилировали по городу, бряцая саблями и распевая песни против христиан, которые всячески поносились в них. Но дальше этого дешевого и безвредного для них проявле­ния патриотизма мусульмане не пошли».

Арабские католики и униаты справедливо считались тогда находивши­мися под покровительством Франции, имевшей на Сирию и Ливан очень се­рьезные виды. То, что мусульмане выкрикивали лозунги против христиан, а не против вмешательства западных держав, может разворачивать вопрос сле­дующим образом. Если принять, что демонстрации были не спонтанными, а тщательно спланированными, то в интересах их организаторов была опреде­ленная избирательность в лозунгах. Логично было бы предположить вообще антизападный настрой мусульман, и тогда единственным сдерживающим об­стоятельством могло стать нежелание, чтобы среди объектов протеста оказа­лась сама организующая их сила.

К разгадке может подталкивать свидетельство автора донесения, Б.Н. Шаховского: «.Только, говорят мусульмане, если мы не можем остаться подданными Турции и должны подпасть иностранцам, то мы предпочитаем, чтобы нас взяли англичане, не французы только. Здешние мусульмане крайне враждебно настроены против французов, которые, по-видимому, плохо об­ращаются с мусульманами в Алжире и в Марокко, тогда как Англия обраща­ется хорошо со своими мусульманами. Этим несомненным здесь английским симпатиям очень содействует деятельная пропаганда из Египта в пользу при­соединения Сирии к Египту. Турция отжила свой век и, принимая во внима­ние настроение здешнего населения, я лично убежден, что скоро возникнет вопрос сиро-арабский. Третьего дня приехал сюда известный Ахмед Иззет паша, побывав предварительно в Англии и в Египте, и его приезду, конечно, приписывают - здесь очень любят это - политическое значение. Пока, конеч­но, ничего нельзя сказать относительно этого, но скоро выяснится, связан ли его приезд сюда, в его родной город, с какими-нибудь интригами».

Противоречивые ходы исламистской идеологии

Вписывая действия сирийских исламистов тех лет в общий ход разви­тия такого рода движений на Ближнем Востоке, достаточно трудно теперь восстановить, какими именно исламистскими идеями подпитывались сто­ронники МБ в Османской империи. Были ли это идеи модернизаторов исла­ма типа Мухаммада Абдо и Рашида Риды или же они обращались к работам более ранних алимов типа Джамал ад-Дина аль-Афгани. Нелегко выяснить также, каким образом опыт стамбульской исламистской организации времен Младотурецкой революции, обладавшей мощными отделениями в Сирии, а возможно, и в Египте и Ираке, повлиял на следующее поколение идеологов исламизма - Махмуда Шальтута, Хасана аль-Банну и Саййида Кутба. Ясно только, что всем им приходилось действовать в условиях колонизации (в той или иной степени) их общин со стороны, прежде всего, англичан.

Как пишет автор нашумевшей и очень неоднозначной книги о ваххабиз­ме, Натана ДеЛонг-Ба, «модернисты» действовали в условиях колониально­го положения, то есть контроля мусульманских обществ извне. Их призывы к обновлению мусульманского образа жизни и противостоянию с западным миром были связаны, по ее мнению, именно с этим обстоятельством [8, с. 245]. Парадоксальной отличительной чертой модернистской мусульманской мысли являлось также то, что прямого призыва к вооруженной борьбе с коло­низаторами, как правило, не было. ДеЛонг-Ба пишет, что модернисты «стре­мились, проявляя большую гибкость, направить исламское общество на свой путь развития, наводя своего рода мосты между религией Пророка и Запа­дом» [8, с. 242]. Ей вторит и автор очерка о Мухаммаде Абдо [9, с. 48].

Западное влияние было очень сильно в сирийских районах в первое десятилетие ХХ в. Как видно из донесений нашего консула, дело доходило до обсуждения среди мусульман, какие из колонизаторов (англичане или французы) предпочтительнее для них после краха империи. В таких условиях нельзя исключать, что реализуя свою политику в «зонах особого влияния», в частности, англичане могли заигрывать с исламистами. О военной помощи англичан друзским ополчениям хорошо известно. Подобным образом мож­но предположить, что те ружья и боеприпасы, которые получали участники апрельского мятежа 1909 г., имели сходное происхождение. Идейное подкре­пление такому тактическому союзу сторонников халифата и могущественных европейцев отчасти предоставляли проповедники-»модернисты», выступав­шие в тот период в авангарде политического ислама. Их противоречивые мысли о противостоянии западному влиянию и одновременно гибкости в отношениях с колонизаторами вполне могли при желании истолковываться в пользу таких временных тактических альянсов. По принципу: «для благой цели все средства хороши».

Если до начала Первой мировой войны были все основания видеть за подпиткой исламистских групп Англию, то впоследствии появились свиде­тельства, что эту инициативу пыталась перехватить Германия. Причем ее поддержка панисламистской активности распространялась на многие зем­ли Ближнего и Среднего Востока и Северной Африки, а также и российские территории, населенные мусульманами. Условия войны придавали особый импульс желанию использовать исламистские течения в своих геополитиче­ских интересах. Например, в секретной телеграмме российского посланника в Берне от 12/25 июня 1916 г. сообщалась такая информация от осведомителя: «Панисламистская пропаганда многочисленных немецких и турецких агита­торов, наводнивших Швейцарию, не дала до сих пор осязательных результа­тов. Наибольшее внимание немцы и младотурки обратили на работающую здесь египетскую национальную партию Мухамеда Ферида, так как целью (ея) является независимость Египта и создание Арабского Халифата, а офи­циальной - освобождение Египта от Англии. Неуспех панисламистской аги­тации в Египте и других странах приписывается немцами неумелости Турец­кого Правительства, и они решили поэтому (будто) перенести главный центр пропаганды из Константинополя в Берлин».

О немецкой и австро-венгерской агитации, направленной на российских мусульман, хорошо известно. Вот какими словами, к примеру, оканчивается русскоязычная листовка того времени: «Покидайте ряды русской армии, это­го злейшего и непримиримого врага ислама, халифата и Оттоманской импе­рии. Присоединяйтесь к войскам Австрии и Германии, к друзьям вашего ха­лифа, которые вас примут с распростертыми объятиями» [10, с. 8]. Разгром Германии в войне разочаровал поддавшихся на такую агитацию и заставил потерпевшие поражение страны на многие годы свернуть свою активность на Ближнем и Среднем Востоке.

Англия отстояла тогда значительные территории бывшей Османской империи в новых формах колониальных владений. Одной из них был ман­дат на Палестину, где под контролем англичан разворачивалась прелюдия трагедии палестинцев, прибегавших для своей защиты то к народным высту­плениям, то к исламистскому отпору переселенцам и колонизаторам. Особняком стоит подмандатный Ирак с вечной повесткой сосуществования разных конфессий и соседства с шиитским персидским миром. Но для нашей темы особенно важно упомянуть британский протекторат над Египтом. Именно сюда переместился центр мысли политического ислама. В египетской Исмаилии - городке строителей Суэцкого канала, переданного по договору Брита­нии почти на столетие, - была основана организация «Братья-мусульмане» (БМ). Создателем этой теперь всемирной сети считается 22-летний Хасан аль-Банна, молодой педагог, приехавший преподавать в Исмаилию и тут же организовавший кружок единомышленников. Интересно, что только через четыре года, в 1932 г., отделение БМ было открыто в египетской столице, что навевает на мысль, что в качестве «опытной площадки» для вызревания ис­ламистской структуры планировался провинциальный городок, связанный с Каналом.

О связях БМ с Британией говорят много, однако в отношении началь­ного периода этой организации подобная мысль высказывается, как правило, лишь на уровне предположений. Вот один из примеров таких утверждений: ««Братья-мусульмане» - это детище соглашения Сайкса-Пико, и организа­ция использовалась как политический инструмент британской разведки, гит­леровского Третьего рейха и разведки США». В этом и подобных высказыва­ниях здравый смысл заключен в том, что еще задолго до собственно создания организации предпринимались попытки использовать потенциал исламизма в маневрах по защите колониальных интересов. Об этом косвенно свидетель­ствуют изданные документы британского внешнеполитического ведомства. В частности, сам тон приводимых сведений и распоряжений большинства до­кументов по этому региону говорит в пользу гипотезы о прямой поддержке исламистов и использовании их в своих интересах [11].

Далеко не только название роднит стамбульско-сирийское МБ с египет­ским БМ. Обе организации возникли в обстановке нараставшего западного влияния и обе использовали лозунги противодействия ему, хотя в преследо­вании иностранцев и погромах их владений не замечены. Обе они считаются ультраконсервативными, провозглашавшими возврат к шариату, но опира­лись на идеи тех, кого принято считать модернизаторами ислама. Но самое очевидное то, что обе, имея своей широкой социальной базой низшие слои уммы, а основной опорой средние городские слои, они обе противостояли другой части общества - по сути, светским националистам. В Османской им­перии именно младотурки стали противоборствующей силой, которая вскоре и одержала верх. В Египте же после победы «Свободных офицеров» в 1952 г. очень скоро БМ заняли позицию противостояния им как носителям идей светского арабского национализма и тоже проиграли (в 1954 г. организация была разгромлена).

Итак, предрассветные отблески исламизма...

Иными словами, очень похоже, что МБ османских событий представля­ет собой один из элементов начального этапа развития исламизма, который через два десятилетия подхватит организация с похожим названием и сход­ными характеристиками, но гораздо более широко известная. Образно гово­ря, заря исламистской проблематики ближневосточного региона, как оказы­вается, занималась в Стамбуле и сирийских городах (Дамаске и Алеппо) еще в начале ХХ в., впоследствии ярко разгоревшись в Египте и других африкан­ских странах. Первые десятилетия следующего века, XXI века продолжили эту горькую тенденцию. Подъем сирийских БМ, начиная с «дамасской весны», победа БМ на выборах в Турции в 2002 г. и закрепление их Партии справед­ливости и развития у власти в последующие годы, приход к власти египетских БМ в 2012 г. (Партия свободы и справедливости) и широчайшие полномочия при президенте Мухаммаде Мурси - все эти события связаны ровно с теми же городами и странами, что и около столетия назад.

Пожалуй, еще один исторический факт достоин упоминания в свя­зи с исламистской угрозой, которой были обеспокоены британцы в начале ХХ в. На одном из заседаний Палаты лордов Парламента в феврале 1908 г. заслуженный дипломат, многолетний британский генеральный контролер Египта и зоны Суэцкого канала, граф Кроумер, лорд Ивлин Бэринг сказал следующее: «Пару лет назад я направил депешу в Форин Оффис, в которой говорилось об опасностях панисламистского движения в Египте. Некоторые считали, что опасности преувеличены, и та быстрота, с которой с движением удалось справиться, определенно придает значение этому мнению. Но я силь­но сомневаюсь, преувеличивал ли я. Мне кажется, что событие, получившее известность как инцидент на Синайском полуострове, было похоже на яркую картину, внезапно выхваченную на политическом экране волшебным фона­рем. Он показал, с какой молниеносностью может разгореться ненависть, и явился очень доходчивым, хотя и очень кратковременным проблеском на­стоящих трудностей, лежащих в основе всех тех проблем восточного прави­тельства (Oriental government). Вывод, к которому я прихожу, заключается в том, что следует приветствовать все, что можно сделать для смягчения неиз­бежного риска, связанного с соперничеством европейских держав в «восточ­ном вопросе». Я приветствую [обсуждаемое] Соглашение с Россией не только потому, что считаю его способствующим скорейшему установлению мира в этой части света, но и потому, что оно способно облегчить наши действия по остальным европейским вопросам, в которых эта страна остается и должна всегда оставаться так тесно заинтересованной».

Ясно, что лорд Бэринг широко смотрел на геополитический расклад сил по тогдашнему «восточному вопросу» и, очевидно, отводил важное место в нем набиравшему силу ближневосточному (пан-)исламизму. Не исключено, что практическая хватка этого яркого и даже одиозного деятеля позволила ему задуматься над возможностью использовать эту силу в интересах Брита­нии. Интересно, что именно его, скончавшегося в 1917 г., некоторые считают инициатором создания египетской исламистской организации БМ.

На заре активизма «братьев» у российского консула в Дамаске были все основания подозревать их прямую связь с англичанами, но и в настоящее вре­мя наиболее деятельный европейский центр БМ находится именно в Брита­нии. Развитый интернет-портал «The Global Muslim Brotherhood Daily Watch» (https://www.globalmbwatch.com/) подробно освещает повестку их британ­ского центра. Другой значительный интернет-портал исламистов «Middle East Monitor» (https://www.middleeastmonitor.com/) действует из этой же страны. Если все это есть продолжение инструментального использования исламизма (суннитского направления), то начало его следует искать в исторической эпо­хе, непосредственно предшествовавшей колониальному переделу Ближнего Востока, а именно в первом десятилетии ХХ в.