Preview

Minbar. Islamic Studies

Расширенный поиск

Междисциплинарное исследование Мусы Бигиева о понятии «йаджудж-маджудж»

https://doi.org/10.31162/2618-9569-2020-13-1-117-134

Полный текст:

Содержание

Перейти к:

Аннотация

Статья знакомит с содержанием одной из малоизвестных прижизненно опубликованных работ выдающегося татарского религиозного мыслителя Мусы Джаруллаха Бигиева (1875-1949), которая посвящена, в частности, исследованию и раскрытию смысла коранического понятия «йаджудж-маджудж». Вводимые в научный оборот факты из биографии ученого дают представление о предыстории появления рассматриваемой работы. В основу своего междисциплинарного исследования М. Бигиев положил глубокий источниковедческий, сравнительно-лингвистический и культурно-исторический анализ с привлечением религиозных книг иудаизма, христианства и ислама. Автор проводит мысль о недопустимости привнесения в мусульманскую экзегетику доисламских представлений о понятии «йаджудж-маджудж» и ряде других понятий, которые принято считать общим наследием авраамических религий; подчеркивает крайнюю важность свободомыслия; привлекает внимание к роли тюрков в мировой истории в ее прошлом, настоящем и будущем, высказывает ряд интересных умозаключений о скрытом смысле коранического сюжета о «йаджудже-маджудже».

Для цитирования:


Хайрутдинов А.Г. Междисциплинарное исследование Мусы Бигиева о понятии «йаджудж-маджудж». Minbar. Islamic Studies. 2020;13(1):117-134. https://doi.org/10.31162/2618-9569-2020-13-1-117-134

For citation:


Khairutdinov A.G. Interdisciplinary research on the concept of “Yajuj-Majuj” by Musa Bigiev. Minbar. Islamic Studies. 2020;13(1):117-134. (In Russ.) https://doi.org/10.31162/2618-9569-2020-13-1-117-134

Введение

В 1933 г. в Берлине была опубликована небольшая работа М. Бигиева под названием «Йаджудж, согласно чудесным выражениям благородных аятов Драгоценного Корана». В биографии М. Бигиева этот год относится к периоду его жизни в эмиграции, начавшейся осенью 1930 года [1, s. 14], ког­да он тайно покинул территорию СССР. Хронология событий в биографии ученого в этот период жизни восстановлена лишь в общих чертах. В ней все еще встречаются пробелы и противоречивые данные. Попытка детализации биографии ученого в последние годы его жизни была предпринята мною в одной из публикаций [2], где речь шла о событиях 1938-1949 гг. В данной ра­боте будет затронут более ранний этап его биографии, а именно 1930-1937 гг.

Книга «Йаджудж...» была закончена весной 1930 г., а осенью того же года М. Бигиев принял решение покинуть СССР. Создав видимость подготов­ки к бегству в Финляндию, М. Бигиев ввел в заблуждение следившие за ним спецлужбы и благополучно прибыл в Ферганскую долину. Здесь ему оказали помощь его друзья Абдуррахман Насретдин, Сабир ахун Андижани и Халим ахун Оши1. С их помощью ему удалось пересечь территорию Киргизии и, до­бравшись до советско-китайской границы, успешно ее пересечь, правда, неле­гально. Так политический беженец М. Бигиев оказался в Кашгаре - столице Восточного Туркестана. Он писал, что этот путь был самым трудным и дол­гим из всех возможных путей для бегства, однако выбора не было, поскольку к тому времени все остальные пути перед ним уже закрылись [1, s. 14].

Восточный Туркестан был аннексирован Китаем еще в конце XIX в. Поэтому неудивительно, что местные власти не могли потерпеть пребыва­ния М. Бигиева в этом мусульманском крае и вынудили его покинуть страну. Целых четыре месяца [1, s. 14] в сопровождении конвоя через горные доли­ны и перевалы Памира ученый добирался до китайско-афганской границы. Наконец, в апреле 1931 г. М. Бигиев прибыл в Кабул, где провел сорок дней в качестве почетного гостя короля Надир шаха [4, с.د)5)]. Монарх распоря­дился об оформлении для гостя афганского заграничного паспорта [3, s. XII]. М. Бигиев пишет, что именно в это время он задумал еще одно путешествие по мусульманскому миру, с посещением Ирака и Ирана, в которых ему еще не доводилось бывать прежде [1, s. 14]. По воспоминаниям Йусуфа Уралги- рая, который хорошо знал М.Бигиева, из Афганистана М. Бигиев отправился в Индию, а затем - в Египет. В ноябре 1931 г. он уже был в Финляндии, а в декабре 1931 г. принимал участие в работе Всемирного исламского конгресса в Иерусалиме [3, s. XII]. В июле 1932 г. М. Бигиев присутствовал на заседани­ях Первого турецкого исторического конгресса, проходившего в Анкаре [5, б. 4]. После конгресса М. Бигиев вновь отправился в Финляндию [6, s. 201, 237], где занимался поисками средств для публикации в Берлине книги «Йад­жудж.» [6, s. 95]. О том, что в 1933-1934 гг. М. Бигиев жил в Финляндии, свидетельствуют многочисленные фотографии, на которых он запечатлен вместе с представителями татарской диаспоры этой скандинавской страны [6, s. 177, 207, 273].

Вероятно, в этот период времени М. Бигиев посещал Берлин лишь на­ездами. Здесь в одном из крупнейших культурных центров Европы он и его товарищи, среди которых был Габдульбар Мухаммедов, занимавшийся орга­низацией издательства, и представитель финской татарской диаспоры Гимад эфенди Джамал, который финансировал ряд издательских проектов, нача­ли большую работу по созданию татарского издательского центра «Zonna- Кояш», призванного обеспечивать духовные и интеллектуальные запросы татарских и в целом тюркских эмигранских кругов. В частности, предпола­галось, что в издательстве будут печататься художественная, религиозная, философская, научная и музыкальная литература, журналы, газеты, катало­ги, справочная и образовательная литература на татарском языке, а также на других восточных языках - как на арабице, так и на новой турецкой графи­ке - латинице [5, 4-я стр. обл.]1.

В рамках этого проекта М. Бигиеву удалось издать книгу «Йаджудж...», которую профинансировал его друг Мухитдинджан ахунд Баба Курбан, про­живавший в Кашгаре. Кроме этого, ученый издал в Берлине такие работы, как «Женщина в свете священных аятов Драгоценного Корана», «Мучениче­ская смерть халифы Азиза»2, «Морфология лексических единиц Драгоценного Корана»1. В целом же в берлинском издательстве «Zonna-Кояш» М. Бигиев планировал издать от тридцати до сорока небольших книг [7, б. 2]. В частности, на 4-й странице обложки книги «Забытые страницы истории» за подписью М. Джаруллаха перечислены названия девятнадцати работ запла­нированного цикла.

В 1935 г. М. Бигиев покинул Европу, направившись в Египет. О его пре­бывании в этой стране свидетельствуют несколько книг, изданных в Каире в течение указанного года [8, с. 164]. Можно предположить, что это были кни­ги, которые ему не удалось издать в Берлине. Только после завершения дел в Каире ученый отправился в Ирак и Иран, где провел чуть более года [1, s. 14], в течение которого изучал теорию и практику шиизма. 26 августа 1936 г. [4, с.10) ى)] М. Бигиев, будучи в Тегеране, собственноручно вручил шиитскому шейху сеййиду Мухсину Амину ал-Амили список из четырех вопросов о раз­личных аспектах шиитской религиозной практики, на которые он надеялся получить ответ.

Предположение о перемещениях М. Бигиева в 1935-1936 гг. подтвер­ждается сообщением Й. Уралгирая, который писал, что в 1935-1937 гг. М. Бигиев посетил Египет, Ирак и Иран [3, s. XVIII].

Причины внимания Мусы Бигиева к понятию «йаджудж-маджудж»

Итак, по какой причине М. Бигиев посвятил свою книгу кораническо­му персонажу, называемому «йаджудж-маджудж», и почему при переводе названия книги на русский язык в настоящей статье не была использована, казалось бы, уместная в данном случае библейская параллель, называемая Гог-Магог? Ответы на эти вопросы даются в самом источнике, однако, пре­жде чем их озвучить, считаю необходимым сказать несколько слов о предпо­сылках написания ученым этой работы.

Будучи неординарным религиозным мыслителем, М. Бигиев уделял пристальное внимание таким моментам религиозной теории и практики, которые, казалось бы, давно устоялись и истинность коих не вызывает сомне­ний. Он исследовал и разъяснял как фундаментальные явления исламской парадигмы, так и несущественные, на первый взгляд, вопросы. Например, М. Бигиев поставил в центр внимания мусульманской общественности ши­рокой спектр проблем, касающихся теории и практики исламского поклоне­ния и повседневного поведения, в частности, проблему ритуального поста в высоких географических широтах и искупления за его несоблюдение, вопрос об аннулировании правовых аятов (пасх) и замене их другими, нерешенные проблемы запретного (харам) и дозволенного (халяль) в пище, проблему опьяняющих напитков (мускират) и многие другие1. На другом краю спектра исследованных М. Бигиевым теологических проблем находятся, казалось бы, абстрактные вопросы, как, например, вопрос о всеохватности божьей милости2, о т.н. «первородном грехе», об истинном смысле сотворения женщины из ребра Адама3 и т.д. Эти и многие другие вопросы хотя и не имели какого- либо отношения к тонкостям религиозной обрядовой практики, тем не менее на протяжении веков формировали у мусульман искаженные мировоззренче­ские установки. Поэтому М. Бигиев и взялся изучить, пересмотреть и донести до общественности доселе остававшиеся неизвестными смыслы.

В русле сказанного выше проницательный взгляд ученого был при­влечен также и к темам, относящимся к сфере корановедения и экзегетики. Ученый считал, что понятия йаджудж и маджудж, Харут и Марут, Обитате­ли пещеры, Зулькарнайн, Муса и Хизр, птицы Ибрагима, корова, упомяну­тая в Торе, остаются нераскрытыми [9, титул]. Его совершенно не устраивали разъяснения, предложенные армией мусульманских богословов прошлого. В результате самостоятельного богословского изучения, анализа и осмысления перечисленных вопросов (иджтихад)4 [9, б. 2] ученый задумал издать цикл работ, в которых намеревался поделиться собственным видением каждой из перечисленных проблем.

Первой работой задуманного цикла стала книга «Йаджудж...». По свое­му обыкновению М. Бигиев адресовал ее прежде всего студентам религиозных учебных заведений (шакирдам), занимающимся постижением религиозных знаний, а также богословам, ожидая от них критических отзывов. В качестве главной цели написания и распространения этой книги он обозначил привле­чение внимания мусульман к глубинным смыслам Корана и более активного привлечения изложенных в нем истин к формированию их мировоззрения.

Затронутая тема, а также некоторые косвенные вопросы, без обращения к которым полноценное раскрытие главной проблемы было бы невозмож­ным, рассмотрены автором в двенадцати параграфах. В них автор обращается к таким темам, как авторская этика и методика научного поиска, которая по­зволила ему по-иному взглянуть на давно известные вещи; предпосылки ги­потез ученого о понятии «йаджудж-маджудж»; религиозные книги семитов, их содержание и имеющиеся в них данные о Гоге-Магоге; «йаджудж-маджудж» в Коране и исламской литературе; критика утверждений мусульман­ских экзегетов о «йаджудже-маджудже» и ряд других. Весьма интересными представляются рассуждения М. Бигиева о том, допустимо ли ставить знак равенства между понятием «йаджудж-маджудж» и тюрками, как это обычно делалось в средневековых мусульманских трактатах. Интересны его наблю­дения и неожиданные выводы об этимологии слова Тора/Таурат, которую ученый относил к тюркским истокам.

В свете сказанного выше рассматриваемая работа М. Бигиева представ­ляет собой уникальный образец глубокой междисциплинарной аналитиче­ской работы, выполненной на материале источников трех мировых религий. В ней переплетены несколько направлений научно-исследовательской рабо­ты: сравнительно-источниковедческое, культурно-историческое; компара­тивно-лингвистическое и тюркологическое. Подход ученого к исследованию является новаторским, он значительно расширяет область интересов му­сульманской учености. Особенно привлекателен в этом смысле явный тюр­кофильский акцент этой работы, который вводит в мусульманскую интеллектуальную ойкумену идею о тюрках как об одном из краеугольных камней цивилизации.

Говоря о причинах обращения к понятию «йаджудж-маджудж», М. Би- гиев признает, что, поскольку существующие мусульманские представле­ния об этом понятии целиком основаны на заимствованиях из доисламских источников, то им присущи неоднозначность, противоречивость и пагубное влияние на мусульман. Он приводит свидетельства того, что мусульманская трактовка понятия «йаджудж-маджудж», а также истории о Зулькарнайне и ряд других моментов восходят к соответствующим сюжетам Библии, в част­ности, к повествованиям пророческих книг, к видениям Иоанна Богослова и пр. Такие заимствования, считает М. Бигиев, являются результатом склон­ности толкователей Корана увлекаться переносом содержания доисламских религиозных источников в материал своих комментариев (тафсир) и теоло­гических трудов. В итоге он заклеймил подобную практику, называя ее из­вращением Корана (тахриф), невежеством и преступлением [9, б. 4].

Особенно жестко М. Бигиев осуждает практику слепого заимствования древними мусульманскими учеными данных христианских географических карт, равно как и популяризацию ими подобных данных в мусульманской среде. В частности, М. Бигиев обращает внимание, что на упомянутых картах земли к северу от Палестины, являющиеся отчизной тюрков, обозначены как «Земли Гога-Магога». Этот вымысел перекочевал на географические карты и в труды мусульманских ученых, которые, вторя своим иудейским и христиан­ским предшественникам, писали, что Гог-Магог являются двумя тюркскими народами. М. Бигиев усматривал в этом пример того, как выдумки древних ставились мусульманскими учеными выше соответствующих аятов Корана. Он писал: «Я дистанцируюсь от проявления небрежности по отношению к великому тюркскому племени, вызванной только лишь унизительным под­ражанием (таклид) могущественным иудейским чарам и невежеству христи­анского мира; от приписывания аятам Драгоценного Корана того, чего в них нет; от баловства со словами Драгоценного Корана» [9, б. 5].

Сравнивая сообщения доисламских источников с тем, что было низве­дено в Коране, М. Бигиев заключает, что данные Ветхого Завета и Корана о существах, называемых, соответственно, Гог-Магог и «йаджудж-маджудж», подразумевают совершенно разные вещи и что соответствующие аяты Ко­рана никак не связаны с библейскими историями. Ученый подчеркивает, что истории неизвестно о существовании когда-либо в прошлом народа или государства, носящего название Гог-Магог, и что они существовали лишь в «воображении и видениях» иудеев. Ученый отмечает, что его поражала гип­нотическая сила «иудейских чар», которой удалось полностью подчинить себе умы мусульманских ученых. Один из примеров такой зачарованности М. Бигиев усматривает в том, что мусульманские ученые не заметили лежа­щего на поверхности простейшего факта, а именно: в Коране частица «йа» не является составной частью слова «йаджудж», но является арабской частицей обращения. И далее ученый задается вопросом: по какой причине нечто, что в Ветхом и Новом Заветах названо словом «джудж», в Коране названо словом «йа джудж»? М. Бигиев пишет, что именно благодаря дифференциации этой, казалось бы, малозначимой частицы обращения «йа» для него полностью раскрылись сокровищницы смыслов, заключенных в понятиях «джудж-маджудж».

Таковы некоторые из мотивов, побудивших М. Бигиева обратиться к подробному сравнительному исследованию понятия «йаджудж-маджудж».

Исследование доисламских источников

Напомню, что рассматриваемая работа М. Бигиева является, возмож­но, единственным в своем роде мусульманским исследованием, в котором для решения определенной проблемы, являющейся составной частью исламско­го дискурса, автором были изучены и использованы священные писания пре­дыдущих монотеистических религий, а именно: Тора, Ветхий Завет1 и Новый Завет. Сам факт привлечения внимания мусульман к материалу доисламских писаний являлся шагом экстраординарным, поскольку в отдельно взятой практике татарской, а также османской мусульманской учености и книжной традиции (коль уж М. Бигиев написал эту работу на татаро-османском языке) не было принято обращаться к такого рода источникам, хотя мусульманский книжный мир был переполнен трактатами полумифического содержания, в частности, о доисламских пророках, начиная с фигуры Адама, в основе которых лежит массив иудео-христианской религиозной, в основном апокрифи­ческой литературы.

Для М. Бигиева подобных барьеров не существовало, ведь вопрос о природе понятий Гог-Магог и «йаджудж-маджудж» носил межрелигиозный характер. Поэтому, взявшись опровергнуть идентичность этих понятий в иу­даизме, христианстве, с одной стороны, и в исламе - с другой, ученый априо­ри оказывался пользователем понятийного поля всех трех религий. В любом случае, его обращение к доисламским источникам и привлечение к исследо­ванию доказательной базы на их основе полностью снимало вопрос о степени объективности ученого.

Еще одна особенность работы заключается в том, что, ведя речь о Торе и о Библии1, М. Бигиев знакомил своих читателей с арабскими вариантами доисламского массива имен собственных: с названиями книг и их глав, с име­нами пророков и иных персонажей, с топонимами и т.д. Вместе с тем следует оценить значимость того, что автор знакомил читателя с арабоязычным тек­стом иудео-христианских источников, выбранных им в качестве иллюстра­тивного материала, что, надо понимать, представляло собой малоизвестный для мусульман материал не только в прошлом, но продолжает оставаться та­ковым и в наши дни.

Помимо перечисления названий и краткого описания каждой из книг Пятикнижия, М. Бигиев перечислил названия книг всех остальных книг Вет­хого Завета, вкратце описав затронутые в них темы. Попутно он счел нужным отметить, что как Тора, так и Ветхий и Новый Заветы переполнены истори­ями и притчами, выдуманными богатой фантазией прорицателей, предска­зателей, поэтов. При этом ученый не отрицает этическую и духовную цен­ность подобных плодов человеческого творчества. Он отмечает, что такого рода произведения могут озвучиваться и устами почтенных пророков, как это имело место у древних иудеев или у шейхов суфизма. Однако, когда дело касается Корана, то в нем, как подчеркивает М. Бигиев, не была использована ни одна история или притча, восходящая к мифам, предрассудкам или человеческому вымыслу. Кроме этого, ученый утверждает, что в Коране напрочь отсутствуют какие-либо повествования исторического характера.

Обратив внимание на эти принципиальные различия между текстом Торы, Ветхого и Нового Заветов и текстом Корана, М. Бигиев приступает к рассмотрению понятия «йаджудж-маджудж» с точки зрения доисламских источников. Это позволяет ему сделать некоторые заключения об этимо­логии слов «Гог» и «Магог». Например, исследование текста книги пророка Иезекииля приводит его к выводу о том, что, согласно контексту источника, эти слова могли означать название государства, название народа, населяю­щего некое государство, либо титул правителя такого государства. Кроме это­го, М. Бигиев высказывает предположение о том, что Гог может быть сыном Иафета, а Магог может олицетворять все народы Земли, которые, согласно пророчествам, восстанут в качестве врагов иудеев. М. Бигиев также отмечает, что в одном из перечисленных контекстов слово «Гог» может иметь тюркское происхождение, отразившееся даже в русском языке. Он пишет: «В этом слу­чае слово Гог может быть тюркским словом. В его основе - слово гүк1. Так­же и русское слово государь может происходить от сочетания гүк сударь, т.е. правитель неба (малик ас-сама), т.е., буквально: Гүк Тәңре2» [9, б. 11].

Однако, когда речь заходит о происхождении слова «Тора», М. Биги- ев не оставляет места для предположений. Проведя детальное сравнитель­но-этимологическое исследование, он заключает, что доводы иудейских и мусульманских филологов слабы и безосновательны и строятся лишь на их горячем стремлении представить это слово как составную часть их родных языков, т.е. иврита и арабского. В результате ученый написал: «отсутствует вероятность того, что слово Тора (مرات) происходит от какой-нибудь иной основы, нежели [тюркское] слово түрә (9] «ص, б. 31].

Описывая понятие «йаджудж-маджудж» в мусульманской литературе, ученый приводит цитаты из наиболее распространенных в исламском мире географических трактатов, в частности: «Джихан-наме»4, «Кашф аз-зунун»5, «Ихван ас-сафа»1. Из них следует, что два народа, называемые «йаджудж и маджудж», невероятно многочисленны, что они живут за высокой стеной, имеют человечий облик и хищную природу, не умеют хозяйствовать, не ве­дают о политике, занимаются охотой, разбоем, поеданием друг друга и пада­ли, что эти два народа - тюрки, что Александр Великий огородил их от мира стеной. М. Бигиев с горечью констатирует: «Только взгляните на эту высшую степень невежества научных книг относительно тюрков Туркестана, мусуль­ман Булгара и русских славян!» [9, б. 15].

Развивая исследование, автор предпринимает два неожиданных по своей оригинальности шага. Во-первых, он призывает задуматься о том, что даже если признать все сказанное правдой, гласящей о тюрках эпохи гуннов или об эпохе таких великих полководцев, как Чингиз или Тимур, то предво­дители тюрков, которые смогли привести свой народ к великим завоевани­ям, никак не могут быть варварами, пугающие образы которых рождались в «фантазиях иудеев» и произрастали из «невежества христиан» [9, б.18]. Та­ким образом М. Бигиев доказывает, что, в отличие от картин, порожденных воображением доисламских ученых, историческая реальность полностью ре­абилитирует тюрков, не оставляя повода для их идентификации в качестве мифических Гога и Магога.

Во-вторых, следуя за повествованиями средневековых мусульманских писателей, М. Бигиев предлагает допустить, что йаджудж и маджудж все же являлись тюрками и посмотреть, что из этого получится. Он пишет, что при таком подходе наблюдатель будет вынужден признать ряд неопровержимых исторических фактов, а именно: стена, выстроенная Зулькарнайном, уже не существует, снесенная могучей лавиной тюрков-гуннов; тюрки давно уже за­воевали не только крошечную Палестину, но и залили кровью весь извест­ный мир; завоевания Чингизхана, покорение ханом Хулагу Ближнего Восто­ка стали очередным свидетельством, подтверждающим истинность древних иудейских и христианских пророчеств о «йаджудже-маджудже». Однако из сказанного выше следует, что на фоне ожидания конца света еще одно пришествие «йаджуджа-маджуджа» оказывается уже невозможным. Тем более, что тот народ, который в глазах древних обитателей Ближнего Востока оли­цетворял собою «йаджуджа-маджуджа», уже давно принял ислам, и, следо­вательно, вопрос о грядущем нашествии «йаджуджа-маджуджа» оказывается закрытым окончательно.

«Йаджудж-маджудж» в Коране

Озвучив эти выводы, М. Бигиев заключает, что если при таких реалиях мусульмане продолжат верить в древние россказни о тюрках, как ужасных варварах «йаджуджах-маджуджах», которые однажды будут целиком и пол­ностью уничтожены на холмах Палестины, то это будет означать наличие у них глубоких проблем с логическим мышлением.

Поставив вопрос таким образом, М. Бигиев подводит читателя к сво­ему решению вопроса о том, чем является «йаджудж-маджудж» в контексте Корана. Для начала ученый анализирует происхождение этих слов согласно их кораническому написанию. Благодаря обращению к Корану, М. Бигиев показывает, что библейский контекст не позволяет проникнуть в значение и этимологию упомянутых слов так глубоко, как это позволяет сделать корани­ческий контекст. Так ученый в очередной раз демонстрирует величие Корана, поскольку считает, что понять, чем являются «йаджудж-маджудж» на самом деле, можно только на основе коранического послания.

М. Бигиев замечает, что эти два слова, упомянутые в 96-м аяте суры «Пророки» и в 94-м аяте суры «Пещера», на самом деле имеют очевидное греческое происхождение, и приступает к доказательству своего утвержде­ния. Он привлекает внимание к тому факту, что эти два слова имеют хам­зу в первом слоге, т.е. имеют вид йа’джудж (إأجوج) и ма’джудж (ماجمج) только в рецитации имама ‘Асима1. Все остальные знатоки стилей рецитации Корана произносили эти слова с долгим гласным в первом слоге, т.е. прописывались следующим образом: йаджудж (ياجئ) и мáджудж (ماجوج). Из этого следует, чта хамзованные и протяжные варианты этих слов восходят к разным корневым основам и, следовательно, имеют различные значения. Далее М. Бигиев об­ ращается к одному из трактатов имама аш-Шатиби1, в котором эти два слова рассматриваются в хамзованном варианте. В случае, который разъясняется имамом аш-Шатиби, эти два слова преподносятся как производные от осно­вы (اجج) со значениями: гореть, жечь, загораться. Далее М. Бигиев демон­стрирует предвзятость имама Шатиби, дающего следующий совет перепис­чикам Корана: «ويآجئمأجئاهمز الكلناصرا» («Что же йаджудж маджудж, то их пиши с хамзой, оказывая помощь»). Иными словами, великий грамматист призывает к искуственной арабизации этих слов, поскольку их написание с долгим гласным означало бы признание того, что оба они являются заимст­вованными словами, чего аш-Шатиби явно не хотел показывать. М. Бигиев не соглашается с навязыванием кораническим словам ложной этимологии и заявляет, что слово мáджудж происходит от двухсоставного греческого слова демагог (демос агус), а слово йаджудж - от такого же по составу греческого слова теогог (теос агус). Как следует из бигиевского повествования, проник­нув в арабский язык, эти слова подверглись стихийному арабизированию, т.е. к сокращению звуков методом отбрасывания первого слога, после чего прио­брели свой окончательный вид и были использованы в Коране.

Неординарность подхода М. Бигиева к анализу понятия «йаджудж-ма- жудж» отражается также и в том, что он усматривает в нем социально-фило­софскую подоплеку. По его словам, совершенно не имеет значения, где жил этот персонаж, где находятся те горы, которые Зулькарнайн перегородил сте­ной, сколько времени он ее строил, кто ее возводил, т.е. все то, что занимало умы толкователей Корана. Суть всей этой истории, по его мнению, заключает­ся совершенно в другом, если отталкиваться от духа Корана и целей, которые им преследовались. С этой точки зрения история о «йаджудж-мажудж» пред­стает в ином свете, а именно: это своего рода руководство о том, как следует поступать в определенных ситуациях. М. Бигиев выводит из этого коранического сюжета следующие правила: 1) если некое государство оказалось в беде, то обя­занностью остальных государств является скорейшая помощь пострадавшему государству с использованием всех возможностей, сил и средств; 2) за оказан­ную помощь не должна взиматься какая-либо плата, даже если пострадавшее государство ее предлагает; 3) разрешается использовать имущество людей и их ресурсы только в интересах самих этих людей; 4) вся мощь и ресурсы, нако­пленные в руках правителя, должны расходоваться для удовлетворения нужд населения; 5) государство и власть призваны служить интересам населения, поэтому правитель является слугой народа. Если государство и власть ставят народ на службу собственным интересам, то такое правительство становится несправедливым и тираническим, что в итоге приводит к его гибели.

М. Бигиев не только раскрывает определенные аспекты коранического откровения, касающиеся принципов международных отношений и регулирова­ния отношений между государством и населением, но идет дальше. Поскольку он выводит понятие «йаджудж-маджудж» из области исторической конкрети­ки в плоскость общечеловеческих и цивилизационных ценностей, то это по­зволяет ему заключить, что феномен «йаджудж-маджудж» в виде социального зла существовал во все исторические эпохи и всегда сопровождал человечество. Например, «йаджудж-маджудж» современной ему эпохи, по его мнению, это капитализм в паре с коммунизмом. Ученый также предупреждает, что в буду­щем могут появиться новые формы и способы проявления этого феномена.

Заключение

Таковы вкратце основные идеи, изложенные М. Бигиевым в книге «Йад- жудж...». Подчеркну, что ученый поделился ими не с целью подвергнуть критике существующие в мире ислама представления о понятии «йаджудж-маджудж», но ради того, чтобы помочь молодым мусульманам, постигающим исламские науки, избавиться от влияния интеллектуальных конструктов древних ученых, которые в этом вопросе привели содержание Корана в соответствие с выдумка­ми доисламских религиозных ученых. Свою работу ученый рассматривал как средство избавления мышления шакирдов от иллюзий, мешающих им справ­ляться с вызовами реальности. Он писал, что если мусульманская молодежь будет ведома неукротимой жаждой знаний, обладать свободомыслием и ува­жать мнение других, если она будет свободна от приверженности вымыслам, от невежества, от оков таклида1, то мусульманской умме не смогут нанести вреда «.ни смуты даджжала, ни нашествие йаджуджа-маджуджа, ни водовороты революций. У нас не будет потребности ни в имаме Махди, ни в пришествии Исы. В этом случае и махдии, и наставители на верный путь (hadu), и помазан­ники (мэсих) - все они будут появляться из числа нас самих, из масс тюрко­мусульманской молодежи и будут одерживать победу за победой. До тех пор, пока мусульманские народы не сравнятся с развитыми западными нациями и не превзойдут их в овладении и пользовании всеми материальными силами, махдии ислама так и не смогут появиться» [9, б. 35].

Таким образом, книга М. Бигиева «Йаджудж...» является своеобразным манифестом свободомыслия, призывом к избавлению от губительного блу­ждания в иллюзиях, сковывающих творческий и интеллектуальный потен­циал мусульман.

Список литературы

1. Carullah M. Şiğiliğin Hakiki Çehresi. Selâmet. 1948;65:14–16.

2. Хəйретдинов А.Г. Муса Бигиев тормышының соңгы еллары. ЯпонияҺиндыстан-Төркия-Мисыр. В: Научное наследие и общественная деятельность братьев Максуди. Материалы Международной научной конференции, приуроченной к 150-летию А.Максуди и 140-летию С.Максуди, 7 декабря 2018 г. Казань: Институт истории им. Ш. Марджани АН РТ; 2019. С. 376-403.

3. Uralgiray Y. Musa Carullah Bigi. Önsöz. B: Carullah M.B. Uzun Günlerde Oruç. Hazırlayan Y. Uralgiray. Ankara, 1975. S. XI-XXVI.

4. Джаруллах M. Ал-Ваши’а фи накд ‘ака’ид аш-ши’а. Лахор: Матба‘а аль-Килани; 1983. 316 с.

5. Җаруллаһ М. Коръән кәрим айәт кәримәләре нурлары хозурында хатын. Берлин, 1933. 122 б.

6. Baibulat M. Tampereen Islamilainen Seurakunta: juuret ja historia / Tampere İslam Mahallesı: Nıgızı ve Tarıhı / The Tampere Islamic Congregation: the Roots and History. Tampere, 2004. 283 р.

7. Тарихның онытылмыш сәхифәләре. Басмага әзерләүче: Муса Җаруллаһ. Berlin, 1933. 18 б.

8. Хайрутдинов А.Г. Письменное наследие Мусы Джаруллаха Бигиева. Казань: Институт истории им. Ш. Марджани АН РТ; 2019. 188 с.

9. Җаруллаһ М. Коръән кәрим айәт кәримәләренең мөгъҗиз ифадәләренә күрә Йаҗүҗ. Берлин, 1933. 38 б.

10. Татар теленең аңлатмалы сүзлеге. Өч томда. Т. 3. Казан: Татарстан китап нәшрияты; 1981. 832 б.


Об авторе

А. Г. Хайрутдинов
Институт истории им. Ш. Марджани Академии наук Республики Татарстан
Россия

Хайрутдинов Айдар Гарифутдинович, кандидат философских наук, доцент, старший научный сотрудник отдела истории общественной мысли и исламоведения

г. Казань



Рецензия

Для цитирования:


Хайрутдинов А.Г. Междисциплинарное исследование Мусы Бигиева о понятии «йаджудж-маджудж». Minbar. Islamic Studies. 2020;13(1):117-134. https://doi.org/10.31162/2618-9569-2020-13-1-117-134

For citation:


Khairutdinov A.G. Interdisciplinary research on the concept of “Yajuj-Majuj” by Musa Bigiev. Minbar. Islamic Studies. 2020;13(1):117-134. (In Russ.) https://doi.org/10.31162/2618-9569-2020-13-1-117-134

Просмотров: 2004


Creative Commons License
Контент доступен под лицензией Creative Commons Attribution 4.0 License.


ISSN 2618-9569 (Print)
ISSN 2712-7990 (Online)