«Шейх» и «мугаллим-устад»: письма Исмаила Гаспринского Александру Самойловичу

Введение 

В 2008 г. в свет вышел второй том книги А.А. Непомнящего «Подвижники крымоведения», который был посвящен востоковедам и назывался Taurica Orientalia. Именно в этом труде впервые в исследовательской литературе была затронута тема дружеских связей И. Гаспринского и А.Н. Самойловича [1, c. 319]. А.А. Непомнящий отмечает, что Исмаил-бей и Александр Николаевич познакомились в Бахчисарае в 1912 г. во время командировки последнего в Крым. Гаспринский и Самойлович переписывались, «обменивались научной информацией, спорили о проблемах туркологии».  

Действительно, Гаспринский хорошо знал Самойловича. В собрании Отдела национальных литератур Российской Национальной библиотеки (РНБ) хранится экземпляр книги Гаспринского «Рехбер-и муаллимин» («Путеводитель учителя»), изданной в типографии газеты «Терджиман» в 1898 г. На титульном листе этой книги имеется дарственная надпись автора на тюрки арабским шрифтом: «уважаемому востоковеду и другу Самойловичу». Таким образом, можно предположить, что знакомство (заочное?) двух деятелей состоялось ранее 1912 г. 

Первое упоминание А.Н. Самойловича на страницах «Терджимана» относится к 20 апреля 1912 г., когда газета сообщила, что профессор турецкого языка Петербургского университета Самойлович приглашен уездным земством читать лекции на курсах татарского языка для учителей-татар [2, c. 222].  

В этот же год под патронатом Русского комитета для изучения Средней и Восточной Азии А.Н. Самойлович совершил научную поездку по Ставрополью и Крыму [3, c. 54–74]. В Крыму (Симферополь, Бахчисарай, Карасубазар) он пробыл недолго, с 12 мая по 9 июня. 

«Трижды я посетил Бахчисарай, – читаем мы в отчете Самойловича о поездке, – где приобрел много знакомств среди местной татарской интеллигенции во главе с Исмаил-мурзой Гаспринским; этот «шейх» современной татарской журналистики и практической педагогики подарил мне большинство своих печатных трудов и изданий как исторических, так и педагогических» [3, c. 56]. 

19 мая 1913 г. в «Терджимане» была помещена заметка о том, что 15 мая профессор Санкт-Петербургской академии наук Самойлович в Симферополе прочел мусульманским учителям лекцию об особенностях преподавания татарского языка [2, c. 239]. Крым вообще занимал важное место в научных исследованиях Самойловича [Подробнее см.: [4][5][6]. 

Краткая характеристика источника 

Сохранилась достаточно обширная переписка Самойловича. В основной своей массе она представлена в двух личных фондах А.Н. Самойловича: в Отделе рукописей РНБ и в С.-Петербургском филиале Архива РАН. Однако значительная часть документов продолжает храниться в семейном архиве Самойловичей [7, с. 81–93].  

В 1966 г. был издан обзор рукописного наследия А.Н. Самойловича в РНБ [8, с. 206–211], в 2008 г. – часть сохранившейся переписки [9]. 

С изданием документального, в том числе эпистолярного, наследия И. Гаспринского ситуация выглядит хуже, однако за последнее время был опубликован ряд неизвестных ранее документов [10][11][12]. 

В нашем распоряжении имеются два письма И. Гаспринского А. Самойловичу, датированные 21 ноября 1912 г. и 31 октября 1913 г. Первое письмо написано на двух языках (тюркском и русском). Русскую часть этого письма в 2019 г. в качестве приложения к своей кандидатской диссертации опубликовала Н.Е. Тихонова [13, с. 202–203]. Однако нам представляется крайне важным опубликовать его полностью, в том числе устранив некоторые неточности в публикации Н.Е. Тихоновой. Факсимиле второго письма (без расшифровки и комментариев) было приведено   в книге А.А. Непомнящего в качестве иллюстрации [1, с. 319]. Поэтому мы сочли необходимым подготовить его научную публикацию. 

Письма Гаспринского, наряду с другой перепиской Самойловича, сохранились в его личном фонде в С.-Петербургском филиале Архива РАН (СПбФА РАН), в деле с «говорящим» названием: «Гаспринский, Исмаил-мирза, крымский татарин, пантуркист, издатель газеты Тарджуман, один из руководителей национального пробуждения мусульман России и др. стран». Мы предполагаем, что такое название было сформулировано самим Самойловичем. Архивное дело содержит всего два письма, хотя очевидно, что переписка между Самойловичем и Гаспринским могла носить более длительный и интенсивный характер. Кроме того, ничего не известно об ответных письмах Самойловича к Гаспринскому.  

В 1937 г. Самойлович был арестован, а в 1938 г. расстрелян. Арест производился во время его отдыха в Кисловодске. Был произведен обыск, изъяты личные документы, привезенные в санаторий [14, с. 153–162]. Могли ли среди этих документов оказаться письма Гаспринского, впоследствии утраченные? Ответ на этот вопрос мы вряд ли узнаем. Позже изъятое было передано сотрудниками НКВД в Отдел рукописей РНБ. В годы Великой Отечественной войны во время блокады Ленинграда П.А. Самойлович, сын Самойловича, продал некоторые документы и часть библиотеки отца. После войны эти вещи оказались в Архиве востоковедов Института востоковедения АН СССР. В 1949 г. при организации архива АН СССР рукописные материалы были переданы из института туда [7, с. 86]. Необходимо отметить, что в личном фонде Самойловича в РНБ хранится комплект записных книжек ученого, изъятых у него при аресте, охватывающих период с 1902 по 1911 гг. и с 1927 по 1935 гг. Возможно, их детальное изучение прольет больше света и на взаимоотношения Гаспринского и Самойловича. 

Первое письмо 

Особенностью первого письма является написание первой страницы из четырех арабским шрифтом на тюрки. В этой части письма речь идет о ситуации на Балканах в начале Первой Балканской войны (1912–1913 гг.). Здесь Гаспринский достаточно откровенно рассуждает на серьезные политические темы. Далее, уже на русском, Гаспринский размышляет о роли и месте журнала «Тюрк Юрду» в Османской империи.  

Почему письмо написано на двух языках? Вероятно, написанное в начале письма Гаспринский считал настолько важным, что хотел минимизировать круг лиц, которому было бы доступно прочтение и понимание этого. Можно предположить, что и на страницах «Терджиман» он допускал такое «засекречивание» информации, т.е. не полную идентичность русского и тюркского вариантов текста даже в рамках перевода одной статьи. Делалось это, на наш взгляд, прежде всего, по политическим соображениям. Такую практику отмечают и современные исследователи газеты «Терджиман» [Подробнее см.: 13].  

«Единство в языке, мыслях, делах» – под таким лозунгом газета «Терджиман» выходила с 1912 г. Этот призыв к всемирному тюркскому единству был очень популярен в рамках тюркского интеграционного проекта. Однако у идеолога всемирного тюркского единства были и другие идеи относительно перспектив интеграции в Евразии. В работах «Русское мусульманство» и «Русско-восточное соглашение» речь идет о необходимости славяно-тюркского союза внутри России и военно-политического союза России с Турцией. 

Гаспринский выдвинул идею объединения мусульман России на основе общей культурно-исторической традиции [15, с. 17–58]. Эта новая общность была, по его мнению, тесно связана своей исторической судьбой и стратегическими интересами как с мировой исламской уммой, так и с Россией, в том числе с русским народом. Это было возможно лишь в рамках «русско-восточного соглашения» – исторического союза и солидарности православных и мусульманских народов в масштабах Российской империи [16, с. 59–78]. Идея бесконфликтного существования была сформулирована на фоне столкновения в общественно-политическом дискурсе Российской империи в конце XIX в. двух идей – пантюркизма и панславизма. Необходимо отметить, что взгляды Гаспринского во многом предвосхитили более поздние концепции евразийцев. 

Теоретически «бесконфликтное существование» в рамках «русско-восточного соглашения» могло усилить Российскую империю изнутри. В начале ХХ в. она как никогда нуждалась в таком внутреннем единстве. 

Однако идея «русско-восточного соглашения» была враждебно воспринята российским консервативно-охранительным лагерем, поскольку могла стать альтернативой государственной модели нациестроительства, формулируемой как «обрусение до полного слияния с господствующей народностью». Охранительные идеи формировались как реакция на развитие национального самосознания у «инородцев», в том числе мусульманских народов Российской империи. По мнению И.Л. Алексеева, идея Гаспринского о «русско-мусульманском соглашении» отсылает нас к двунациональной модели Австро-Венгерской империи [Подробнее см.: [17, с. 75–88].  

Эксперты из «охранительного лагеря», например М.О. Меньшиков (с которым мы встречаемся в первом письме), приводили аргументы прямо противоположные аргументам Гаспринского: «враждебный России подъем русского ислама», активная татаризация/исламизация «тюрко-финских племен» Поволжья и т.д. «О воспаленной ненависти к нам поляков, евреев, финнов, латышей, армян (а последнее время и грузин), – писал М.О. Меньшиков, – я напоминать не стану, но даже сравнительно мирные инородцы татары, разве они «объединены с нами общими идеалами»? Совершенно напротив, они объединены с нами не больше, чем Коран с Евангелием» [18, с. 90].  

И даже «умеренные» эксперты, которых считали «проинородческими», например В.П. Наливкин, практически воспроизводили аргументы «охранителей»: «Радетели мусульманского дела могут уверить лишь лиц, не знакомых с исламом, в том, что Евангелие и Коран чуть ли не родные братья. Каждому, сколько-нибудь знакомому с религиозной и юридической сторонами мусульманского законоучения, именуемого шариатом, известно, что в силу многих особенностей последнего … мусульманская культура, оставаясь мусульманской, никогда не может не только ассимилироваться, но даже и вполне примириться со всем вообще укладом жизни европейских народов» [19, с. 558]. 

По мнению М.А. Батунского, империя, как системное целое, для своего усиления требовала преодоления противопоставления христианство/нехристианство и православие/неправославие. В официальном мировоззрении позднеимперского периода, считал он, начинало постепенно складываться представление о том, что все монотеистические религии образуют некую единую систему, в которой есть прямые связи и взаимодействия, очень важные для управления социальными процессами в империи [20, с. 401–402]. 

В случае окончательного формирования такой системы, она могла стать одним из основных компонентов «имперской идеологии» в рамках «интеграционной модернизации». Однако эта система в Российской империи так и не сформировалась. 

Свой проект Гаспринский выдвигал как альтернативу государственной политике русификации и христианизации. Однако идеи Гаспринского не нашли отклика ни в русском обществе, ни во властных кругах империи. Еще меньше внимания и понимания эти идеи вызвали в среде самих российских мусульман. Они были утопичны и неосуществимы. И вот почему: идея соглашения нуждалась в расширении списка участников, ведь за ее пределами оставались евреи, финны, армяне, поляки и др. народы. Империю не могли спасти «двусторонние соглашения». Для модернизации и развития она нуждалась в «коллективном соглашении». 

Письмо от 21 ноября 1912 г. было написано в год начала Первой Балканской войны 1912–1913 гг., в результате которой государства Балканского союза – Болгария, Греция, Сербия и Черногория – потеснили Османскую империю с ее европейских территорий. Гаспринский признает национальные требования балканских народов, однако подчеркивает, что на Балканах вот уже пять столетий живут несколько миллионов мусульман, которые считают полуостров своей Родиной, и с этой данностью правительствам и народам балканских государств придется считаться. 

На наш взгляд, этот тезис демонстрирует нам последовательную приверженность Гаспринского своей идее совместного «бесконфликтного существования» православных и мусульман и не только в рамках Российской империи. 

Рассуждая в письме Самойловичу о нескольких миллионах тюрок на Балканах, Гаспринский, вероятно, считал возможным, видя определенные параллели, распространить принципы «русско-восточного соглашения» и на Балканские государства. Об этом свидетельствуют строки из письма о тюрко-балканской унии и о том, что тюркам и балканским народам «необходимо сообща сохранить свое бытие».  

Что хотел сказать Гаспринский, когда писал: «Я думаю не как «кадет», а как националист, но я не Меньшиков»? Почему он не хотел сравнения с Михаилом Осиповичем Меньшиковым, одним из главных идеологов русского национального движения, основателем и лидером Всероссийского Национального Союза? Меньшиков был убежденным сторонником идеи, что для России со стороны национальных «измов» – пангерманизма, пантюркизма, панмонголизма и других подобных течений – исходит реальная опасность. «Противостояние засилью инородцев» было одной из главных тем публицистики Меньшикова [Подробнее см.: 18]. 

По своим убеждениям Гаспринский и Меньшиков были антагонистами. Если Меньшиков – один из ведущих философов «русской идеи», то Гаспринский – ведущий философ «тюркской идеи». Однако насколько непримиримым, исключающим компромиссы и некоторое сближение позиций был этот антагонизм? По мнению Н.Е. Тихоновой, некоторые точки соприкосновения существовали. В 1908 г. между Гаспринским и Меньшиковым велась переписка, которая отражала их солидаризацию на фоне усиления балканского кризиса в контексте продвижения идеи российско-турецкого сближения [Подробнее см.: 19].  

В частности, М.О. Меньшиков писал по поводу позиции И. Гаспринского: «Что со стороны турок нет к России фанатичной ненависти, доказывает то, что идея русско-турецкого сближения приветствуется в Константинополе. По-видимому, она нашла бы сочувственный отклик и среди наших мусульман» [19].   

В статье «Восточный вопрос и русская пресса» в 1908 г. И. Гаспринский процитировал заметку Меньшикова о неготовности России участвовать в разрешении балканского кризиса и выразил с ним солидарность: «Господин Меньшиков сказал без прикрас. Коль уж мы не готовы, коль уж от нас не будет зависеть, то лучше было бы, если бы нам не напоминали, что «Мы должны взять Стамбул!» [Цит. по: 21, с. 163].  

Н.Е. Тихонова отмечает, что, например, статья «Спасение Турции» в тюркском варианте называлась «Состояние Восточного вопроса». В ней Гаспринский критиковал предложенное в газете «Новое Время» решение «Восточного вопроса» путем отказа Османской империи от значительной части ее владений. При этом в русском варианте отмечалось: «Самый оригинальный из сотрудников «Нового Времени» г. Меньшиков дает Константинопольскому правительству оригинальнейший совет», а в тюркском: «Некоторые из нескончаемых заметок одного из постоянных авторов «Нового времени» Меньшикова ведут к кризису и обращают на себя внимание» [Цит. по: 21, с. 160]. 

Все вышесказанное, на наш взгляд, позволяет сделать вывод, что некоторое сближение позиций между Гаспринским и Меньшиковым действительно было возможно, но лишь «на внешнем контуре». Проблемы внутренней политики остались за границами этого сближения. Кроме того, сближение в вопросе русско-турецких соглашений мы наблюдаем до начала Первой Балканской войны и тем более Первой мировой войны. С 1911 г., когда в «Новом времени» все чаще стали появляться критические заявления по поводу Турции и высказываться возможность ее раздела, «Терджиман» начинает обвинять «Новое время» и ее авторов в провокациях [21, с. 163]. Гаспринский умер накануне начала Первой мировой войны, а тон высказываний Меньшикова с ее началом стал еще жестче и уже, на наш взгляд, не предполагал никакого компромисса.  

Далее в письме речь идет о журнале «Тюрк Юрду» («Тюркский мир») [Подробнее см.: [22][23][24][25], издание которого было начато в Стамбуле в 1911 г. в том числе при участии эмигранта из России Юсуфа Акчурина [Подробнее см.: 21, 26], родственника Гаспринского по линии жены. Об этом Гаспринский пишет по-русски, не скрывая своих оценок деятельности Акчурина и задач основанного им журнала. Эти задачи Гаспринскому очевидны – пропаганда тюркизма и борьба с османизмом, подготовки почвы для «чисто турецких националистов». Война на Балканах могла стать фактором, облегчающим эти задачи. 

Акчурин хорошо известен как один из главных идеологов турецкого национализма и пантюркизма. На страницах «Тюрк Юрду» ситуация в Российской и Османской империях освещалась примерно в равных пропорциях. Почти половина всех статей журнала была написана авторами российского происхождения. Акчурин был редактором журнала, однако в период, к которому относятся публикуемые ниже письма, он принимал участие в Первой Балканской войне 1912–1913 гг. и выпускающим редактором журнала был Мехмет Эмин [Подробнее см.: 23]. 

К сожалению, мы не знаем, какими мыслями относительно «Тюрк Юрду» поделился с Гаспринским Самойлович.  

Сам Гаспринский начал печататься в «Тюрк Юрду» с момента основания журнала в 1911 г. При этом, по мнению Н.Е. Тихоновой, в своих публикациях в журнале Гаспринский придерживался более острой, чем в газете «Терджиман», риторики по внутрироссийским вопросам, продолжая выступать за необходимость российско-турецкого сближения [13, с. 38]. Важный вопрос, безусловно заслуживающий отдельного изучения, – что могло дать России такое сближение, насколько, с точки зрения большой геополитики или экономики, оно было ей необходимо? 

Интересна характеристика, данная Гаспринским Акчурину: «занимает среди турок видное положение по знанию, а главное по честности, убежденности и упорству». Сотрудник немецкого МИД Себастьян Бек, сопровождавший Акчурина и членов Комитета защиты тюркских народов России в поездке по Германии зимой 1915–1916 гг., описывал Акчурина как бесспорного лидера, крайне высокомерного и амбициозного человека. Беком были отмечены такие его персональные качества, как быстрая реакция и расчетливость, вспыльчивость и несдержанность [27, с. 70–76]. 

Гаспринский был прав, он не был «Меньшиковым». «Меньшиковым» от тюркизма был Юсуф Акчурин. 

В самом конце письма Гаспринский с сожалением сообщает, что в Оренбурге МВД не дало разрешения на сбор средств для оказания помощи раненым турецким солдатам. Несмотря на это, пожертвования все же были собраны и отправлены в Турцию, видимо, в обход действовавших в Российской империи законов. 

Действительно, с началом Первой Балканской войны во многих регионах России был организован сбор денег для раненых турецких солдат [Подробнее см.: [28][29][30]. Сбор средств шел по всей стране. Эта деятельность в России была воспринята неоднозначно. Мусульманские печатные издания в России, в том числе оренбургская газета «Вакыт», о которой предположительно идет речь в письме, выпускали специальные номера, где открыто публиковали фамилии жертвователей в пользу раненых турецких солдат. Это явление было вполне закономерным, и формально правительство не могло его запретить, так как Османская Турция в это время воевала не с Россией.  

Второе письмо 

Второе письмо носит сугубо частный характер. Несмотря на небольшой объем, оно сообщает нам о нескольких важных событиях как в жизни Гаспринского, так и в жизни Самойловича. 

Начнем с того, что заметное изменение претерпело само обращение Гаспринского к Самойловичу – «дорогой мугаллим-устад» («дорогой учитель-наставник»), вместо прежнего «уважаемый товарищ». Это можно расценивать, на наш взгляд, либо как откровенное признание авторитета Самойловича, либо как желание еще больше усилить ту атмосферу благодарности, которой пронизано все письмо. Хотя, возможно, за прошедший год отношения Гаспринского и Самойловича претерпели некие существенные изменения, которые видоизменили и форму обращения друг к другу. 

Неслучайно, на наш взгляд, Гаспринский начинает письмо с фразы «Мы все тут здравствуем, благодарим за память, избрание и медали». В этом предложении особое внимание необходимо обратить на слова: «память», «избрание» и «медали». Начнем с последнего – «медали». В 1913 г. группа из трех деятелей крымскотатарского просвещения (Исмаил Гаспринский, Али-эфенди Боданинский и Яхья-эфенди Байбуртлы) получила именные бронзовые медали от этнографического отделения Императорского русского географического общества (ИРГО), о чем в октябре 1913 г. сообщила на своих страницах газета «Терджиман» [13, с. 64]. Гаспринский благодарил Самойловича от имени всех награжденных.  

Очевидно, Самойлович составил всем троим определенную протекцию. В отчете о поездке в Крым за 1912 г. мы читаем: «Постоянным спутником в моих крымских экскурсиях был учитель земской школы в Бахчисарае Яхья-эфенди Байбуртлы, который самым доброжелательным образом помогал мне в моих этнографических разысканиях и который продолжает собирать для меня образцы народной словесности, и после моего отъезда из Крыма; он подарил мне старый, наполовину уже разорванный, сборник крымскотатарских песен…, просматривал вместе со мной «Опыт словаря тюркских наречий» ак. В.В. Радлова, пополняя его по части крымскотатарских слов, записывал для меня и диктовал мне мелкие произведения народного словесного творчества …, сообщил сведения о крымскотатарских кушаньях, личных именах, терминах родства и т.д. …» [3, с. 56–57].  

Третий награжденный Али Боданинский начинал свою деятельность в качестве сотрудника редакции газеты «Терджиман», а после смерти Гаспринского в 1914 г. фактически стал лидером крымскотатарского национального движения. В 1919 г. он станет управляющим делами СНК Крымской ССР. В 1914 г. в Симферополе выйдет сборник пословиц, поговорок и примет крымских татар под редакцией Самойловича, собранных при участии Боданинского [4].  

На фоне всего перечисленного награждение Байбуртлы и Боданинского бронзовыми медалями выглядит совершенно заслуженным. Поэтому Гаспринский благодарил Самойловича «за память». 

Мы не смогли найти сведений, подтверждающих избрание Гаспринского или других награжденных, например, членами ИРГО, что выглядело бы логично. С другой стороны, такое важное событие наверняка нашло бы отражение на страницах «Терджимана». Однако рискнем предположить, что если не сам Гаспринский, то, например, Байбуртлы мог стать членом ИРГО, ведь благодарил Гаспринский «за избрание» от третьего лица, употребляя местоимение «мы». 

Далее Гаспринский выражает признательность Самойловичу за «50 руб. для вдовы Керема». Хабибулла-Керем был одним из бахчисарайских знакомых А.Н. Самойловича. Он скончался 20 июля 1913 г. [О нем см.: 31, с. 205–221]. Письмо, очевидно, свидетельствует, что Самойлович помогал его вдове деньгами. Сабри Айвазов 5 сентября 1913 г. поместил в «Терджимане» некролог Абибуллы Керема, в котором упоминал о присланных Самойловичем деньгах [2, с. 248–249]. 

В постскриптуме Гаспринский сообщает Самойловичу, что «тоже сообщено» академику С.Ф. Ольденбургу. По всей видимости, речь идет о благодарственном письме Гаспринского Ольденбургу в связи с награждениями бронзовыми медалями ИРГО. 

Письма публикуются полностью по автографам. Часть письма от 21 ноября 1912 г. (Документ № 1) приводится в оригинальном варианте с переводом на русский язык (выделено курсивом). Во всех случаях правописание приближено к современному. Пунктуация исправлена. 

Документ № 1 

باخچه سراى 

نويابر٢١  

١٩١٢ 

كوب و على محيب پروفسور سامويلوويچ جنابلرينه 

!دوغرى سوزى حرمتلو  قاردشم 

چين كوهدن صاف قلمد ن يازلميش مكتوبلريكزى غايت كيفلنوب  اوقودم ؛ 

 تيز جواب ويرمديكى ايچون لكن عفو بيوركز چونكه كونه لك 

 ساعت ايشلمك لازم ١٦-١٧غزته چيقاروب و فتمى  شاشردم ! كونده  

هنوز بويله چوق اما شمديلك  " نيچه غو"   ياردمجى چاغردم  

هه ميور هورسه بر آزراحت ايده جكم   

كوندرديكك كوزل رساله لر وشيبانى نامه ايچون عرض  تشكر   

  ايديورم. حقيقت پك قيمتلى ونازك هديه لرسزدسته سنى اله 

 الدقده كنديمى تورانده بوليورم تورانى سوديكم اسه سزه 

ملدم 

 نجى نومرولى "ترجمان"  ده يازدكلريم پك ٢ نجى ١  بالقان ايشلرينه دائر 

    قوى نظر و اعتقادمدر.   بلغارلرك  صربلرك يونانيلرك ملى جريانلرىنى 

حقلى كورييورم  فقط دينى اولمين حركتلرينه دين رنكى ورديكلرى 

هيچ ياراتميو ر با خصوص چارفرديناندك دين ايله  مناسبتى اولمسه كركدر  

بالقانلرده بوكون اوچ ميلون قدر تورك وار؛ بش يوز سنه لك  

اقامتلرى وار؛ بش عصرلك وطنيت حسبى وار؛ بوده فرانسزان  

حقنى   ديكرينك ديديكى كبى " كلكوشوز" در. اعتقادمجه حكومتلر يك  

 يه لر يونلر(?) لكن ملتلر ، خلقلر ، انسانلر بربرينه حرمت ايتماليدر 

اما ملتلرباقيدن زمانمز ; حقلرينه كچما مليدر حكومتلرك كچدر 

 حكميت مليه زمانيدر ملتلرك دكل برشمس اقتضادر 

  بونك خلافنه حركت هرشيدن دها  يوكسه ك مدنيته خيانتدر 

بن "قادت"  ظن ايتمه م ملتچى  كبى لكن منشيقوف دكلم 

Бахчисарай 

21 ноября 1912 г. 

Много и высоко почитаемый господин профессор Самойлович! 

Доброе слово, мой уважаемый товарищ! 

С чрезвычайным наслаждением прочитал Ваши письма из китайских гор, написанные [таким] ясным пером! Извините, пожалуйста, что не ответил быстро, потому что, выпуская ежедневную газету, я теряю много времени! В день надо работать по 16–17 часов. Но пока «ничего». Позвал помощника и немного отдохну. 

Хочу поблагодарить за присланные Вами прекрасные статьи и «Шейбани-наме». Поистине, это очень ценные и хорошие подарки. 

Написанное по поводу балканских дел в 1 и 2-м номерах «Терджимана» - мое твердое убеждение и взгляд. Болгарские, сербские и греческие национальные требования я считаю оправданными, однако их движение не является религиозным, религия [лишь] придает ему окраску и ничего не создает. В особенности – в отношении религии царя Фердинанда. На Балканах сейчас до трех миллионов тюрков, пятьсот лет они живут там, пять столетий считают это своей Родиной. Это, как говорят французы, «келькешуз». По моему убеждению, правительства [могут быть] различных направлений […], впрочем, нации, народы, люди должны уважать друг друга. Поздно передавать национальные права правительствам, но с точки зрения наций наше время – время национального господства. Для наций […] больше чем необходимость солнца. Движение противоположное этому – ко всему прочему это предательство высокой цивилизации. Я думаю не как «кадет», а как националист, но я не Меньшиков. 

Я очень благодарен Вам за то, что поделились со мною взглядами на Тюрк Юрду. Вы правы и не правы. Это бывает. «Юрду» не научный журнал, а потому предъявлять к нему научную мерку надо в малой мере. Достаточно сказать, что турки и Турция не имеют ни одного тюрколога и живут за счет западных и маджарских тюркологов. Тюрк Юрду основан для популяризации, если можно – пропаганды тюркизма в Турции. Его главная задача – борьба с османизмом, а потому многое из его писаний имеет не научный, а тактический, подготовительный характер. Тюрк Юрду был встречен «блестящими османскими литераторами» с снисходительным презрение[м], как грубый пришелец в сад османской эстетики, а потому он не мог и не должен был развернуться вовсю сразу. Вы говорите – идеалы будущего! У нас вновь ничего более не осталось. Св. София для ново-турок не стоит выеденного яйца. Но с идеалами надо повременить, подготовляя почву для их восприятия. При всех своих недостатках Тюрк Юрду произвел большой переполох среди патриотов османизма. Успех журнальчика, сразу приобретшего 5000 подписчиков, – успех и тираж невиданный в Турции в отношении журналов – показывает, что Юрду уже тронул тюркское сердце и доберется до его ума. Юрдчилар уже составляют влиятельную литературную группу, а в будущем составят группу народников и чисто турецких националистов. Балканские события, вероятно, облегчат их работу и задачи. 

Акчурина я близко знаю. Как питомец военного училища [в Стамбуле], его научный багаж, конечно, небогат, но он начитан и читает, занимал среди турок видное положение по знанию, а главное – по честности, убежденности и упорству. Быть может, я немного преувеличиваю, ибо Акчурин двоюродный брат моей покойной жены. Но помимо всего, он хороший малый и вызвал среди османов народническое. 

Вся турецкая молодежь группируется ныне вокруг Тюрк Юрду. Вы правы, ибо в Тюрк Юрду мало научного, и неправы, если будете смотреть на него как на научный журнал. 

Вы видите, мой дорогой, что я откровенен, Ваше откровенное обращение ничего иного вызвать не может, ибо Вы хороший человек. 

Я буду писать и говорить о тюрко-балканской унии, о том, чтобы быть подальше от эксплуатирующих, о том, чтобы сообща сохранить свое бытие. И Тюрк Юрду, надеюсь, меня поддержат. 

У меня сейчас маленькое горе: оренбуржцы просили МВД разрешить им сбор на турецких раненых. Следовало дозволить и послать несчастным через русское посольство. Великая Россия от сего ничего бы не потеряла. Но г. министр отказал. Пожертвования, говорят, все-таки пошли, но в сердцах мусульман осталась горечь, не нужная им и не нужная для России. 

Политика, мой господин, политика!

Что поделаешь! 

И. Гаспринский 

СПбФА РАН. Ф.782. Оп. 2. Д. 14. Л. 1–2об. 

Документ № 2 

[БЛАНК] 

XXXI год 

Редакция газеты 

«Терджиман» 

Бахчисарай, Тавр. губ. 

Октябрь 31 дня 1913 г. 

Редакция газеты «Терджеман».  

Бахчисарай, Крым. 

Дорогой мугаллим-устад, 

Мы все тут здравствуем, благодарим за память, избрание и медали. Я очень обрадовался 50 руб. для вдовы Керема. Деньги пришли на канун байрама и свалились на ее голову, порядочно больную, как с неба. Конечно, она благодарит Вас особенно. Прилагаю ее расписку, подписанную русским буквами «бош бурюлу» за ее неграмотностью. Будьте все здоровы. [...]

И.М. Гаспринский 

P.S. Г-ну Ольденбургу тоже сообщено. 

СПбФА РАН. Ф.782. Оп. 2. Д. 14. Л. 4.