Жемчужина мусульманской экзегетики «Тафсир аль-Байдави» в пользовании татарских религиозных интеллектуалов

Введение

Правильное исповедание мусульманами своей религии предполагает знание ими, прежде всего, смыслов Священного Корана, а также изречений и поступков пророка Мухаммада (да благословит его Аллах и приветствует). В этой связи одной из целей пророческой миссии Мухаммада было разъяснение своим последователям смыслов ниспосланного ему Откровения: «А тебе Мы ниспослали Напоминание для того, чтобы ты разъяснил людям то, что им ниспослано, и для того, чтобы они призадумались» [1, 16:44]¹. Если постижение Пророком смыслов Корана происходило благодаря научению Самого Всевышнего: «Когда же Мы прочтем его, то читай его следом. Нам надлежит разъяснять его» [1, 75:17-19], то понимание Корана сподвижниками не всегда являлось исчерпывающим, поскольку одни аяты носили общий характер и требовали конкретизации, другие были неоднозначны по смыслу, третьи могли содержать редко употребляемую лексику [2, с. 34] и т.п. Абу-ʻУбайд аль-Касим ибн Саллям² в своей книге «Фадаʼиль аль-Курʼан» («Достоинства Корана») приводит следующие сообщения. Однажды Абу-Бакра ас-Сыддика³ спросили о словах Всевышнего «Плоды и травы (абба)» [1, 80:31]. На что он ответил: «Какое небо станет нависать надо мной и какая земля станет нести меня, если я скажу о Книге Аллаха то, чего не знаю?!». [3, с. 140].

Сообщается, что [однажды] ʻУмар ибн аль-Хаттаб⁴, [находясь] на минбаре, прочел: «Плоды и травы (абба)» [1, 80:31]. Затем он сказал: «Эти плоды мы знаем. А что значит абб?». Затем он опомнился и сказал: «Это обременение [себя], о ʻУмар» [3, с. 140].

Однажды один человек спросил Ибн-ʻАббаса⁵ о [словах Всевышнего] «…в течение дня, который продолжается тысячу лет…» [1, 32:5]. На что Ибн ʻАббас ему ответил: «А что [значит]: «…в течение дня, равного пятидесяти тысячам лет»?». [1, 70:4]. Человек сказал: «Я спросил тебя, чтобы ты сообщил мне». Ибн-ʻАббас ответил: «Это два дня, которые упомянул Аллах в Своей Книге. Аллаху лучше известно о них», не пожелав сказать относительно Книги Аллаха то, чего не знал [3, с. 140].

Также сподвижники не были равны в понимании Священного Корана, поскольку различались по тому, насколько продолжительно по времени они сопровождали Пророка, по знанию обстоятельств ниспослания тех или иных аятов, учености в целом. От Масрука⁶ приводится следующее сообщение: «Я сидел вместе со сподвижниками Мухаммада (да благословит его Аллах и приветствует) и обнаружил, что они подобны [разным] ручьям, которые могут напоить одного человека, двоих, десятерых, сотню, и [есть] такие, что если к одному [из них] спустятся даже все жители земли, то его для них хватило бы».

Следует отметить, что в эпоху Пророка и сподвижников Коран не был истолкован полностью, поскольку объяснялись лишь его неясные места, которых становилось больше по мере отдаления от времени ниспослания Откровения. Нередко сподвижники ограничивались пониманием общего смысла (сути) аятов и не ставили целью знание смысла каждого слова в отдельности [2, с. 89], как это следует из приведенного выше поступка ʻУмара ибн аль-Хаттаба.

Переданные от сподвижников толкования аятов, касающиеся вопросов сакрального характера либо исключающие их рационалистическое толкование, большинство исследователей приравнивают к хадисам, возведенным непосредственно к Пророку, ввиду исключения возможности измышлений со стороны сподвижников. Что касается данных сподвижниками толкований аятов, допускающих их рационалистическую интерпретацию, то таковым в мусульманской экзегетике отводится приоритетное положение, так как сподвижники являлись носителями языка Корана и свидетелями его ниспослания, особенно ученые из их числа [4, с. 337].

Последователи дополнили толкования неясных для них мест Священного Корана толкованиями на основе собственного умозрения, а также переняв предания обладателей Писания [2, с. 91]. По мнению большинства ученых, данные последователями толкования аятов, относительно которых не имеется преданий от Пророка и сподвижников, являются верными, поскольку эти толкования преимущественно передавались ими от сподвижников. А в случае их идентичности между собой они и вовсе получают положение приоритетных [4, с. 339].

Эпоха последователей охарактеризовалась проникновением в толкование Корана библеизмов (исраилиййат) вследствие принятия многими обладателями Писания Ислама, а также увеличения вариантов толкования аятов, которые, в сущности, сводились к общему смыслу либо представляли собой объяснение одного и того же с различных ракурсов. Данные толкования, будучи содержательно близкими, скорее дополняли друг друга, а расхождения являлись незначительными [4, с. 340].

Начало письменной фиксации тафсира приходится на конец эпохи омейядов – начало эпохи аббасидов. Первые толкования Корана встречаются в виде отдельных записей в сочинениях по хадисам либо составляют один из разделов в них (Йазид ибн Харун ас-Сулями (ум. 117), Шуʻба ибн аль-Хаджжадж (ум. 160), Вакиʻ ибн аль-Джаррах (ум. 197) и др.). К самым ранним ученым, составившим сочинения, посвященные только тафсиру, относятся Ибн-Маджа (ум. 273), Ибн-Джарир ат-Табари (ум. 310), Абу-Бакр ибн аль-Мунзир ан-Нисабури (ум. 318), Ибн-Абу-Хатим (ум. 327), Абу-аш-Шайх аль-Асбахани (ум. 369), аль-Хаким (ум. 405), Абу-Бакр Ибн-Мардавайх (ум. 410). Приводимые в данных тафсирах комментарии упоминались с цепочкой передатчиков, восходящей к Пророку (да благословит его Аллах и приветствует), сподвижникам, последователям и их последователям. В работах поздних толкователей Корана цепочки передатчиков стали опускаться [4, с. 340–341].

Толкование, основанное на преданиях (ат-тафсир би-ль-маʼсур), наряду с толкованием, основанным на суждении (ат-тафсир би-р-раʼй), образуют два основных корпуса мусульманской экзегетики.

Позже по мере систематизации и письменной фиксации наук стали создаваться тафсиры, в которых отражались профили представителей той или иной из них. Так, знаток в рационалистических науках (аль-ʻулюм аль-ʻаклиййа) уделял внимание философскому аспекту (Фахр-ад-дин ар-Рази), факых⁷ – правовым вопросам (аль-Джассас), историк – преданиям (ас-Саʻляби, аль-Хазин), суфий – аллюзиям (Ибн-ʻАраби) [4, с. 341–342].

Комментарии Корана, посвященные изучению одного из аспектов его содержания, получили название «тематических». В частности, в работе Абу-ʻУбайды «Маджаз аль-Курʼан» исследуются содержащиеся в Коране иносказания, в труде ар-Рагыба аль-Исфахани «Муфрадат аль-Курʼан» ‒ лексические единицы, в книге Абу-Джаʻфара ан-Наххаса «ан-Насих ва-ль-мансух» ‒ отменившие и отмененные аяты⁸, в труде Абу-ль-Хасана ал-Вахиди «Асбаб ан-нузуль» ‒ обстоятельства ниспослания аятов Корана [2, с. 134].

В новейшее время появились, среди прочих, тафсиры, в которых рассматриваются проблемы современности и пути их преодоления на основе содержащихся в Коране принципов законодательства, общественного устройства и сведений из других наук («Тафсир аль-Джавахир», «Тафсир аль-Манар», «Фи зыляль ал-Курʼан») [4, с. 343].

О тафсире аль-Байдави

Автором анализируемого тафсира является известный экзегет, правовед, филолог, хадисовед, представитель шафиʻитской правовой школы, сочинитель многочисленных трудов (в том числе по основам фикха – «Минхадж аль-вусуль иля ʻильм аль-усуль», по хадису ‒ «Шарх «Масабих ас-Сунна»») Насыр-ад-дин ʻАбд-Аллах ибн ʻУмар аль-Байдави (ум. 685/1286) [5, с. 97–98]. Авторское название тафсира аль-Байдави – «Анвар ат-танзиль ва асрар ат-таʼвиль» («Светочи Ниспослания и тайны истолкования»). Данное сочинение представляет собой средний по объему⁹ рационалистический тафсир, содержащий, помимо собственно толкований автора, заимствования из тафсиров, составленных ранее. Во введении его создатель отмечает: «Долгое время я говорил себе сочинить в этой науке книгу, которая бы содержала избранное из того, что дошло до меня от великих сподвижников, ученых из [числа их] последователей и остальных праведных предшественников» [6, с. 4]. В частности, исследователи обнаруживают в нем фрагменты из тафсира аз-Замахшари, переложение «Большого тафсира» Фахр-ад-дина ар-Рази («Ключи к сокровенному»), заимствования из тафсира ар-Рагыба аль-Исфахани [7, с. 89-90].

Смыслы аятов в тафсире аль-Байдави раскрываются посредством комментариев в виде пояснений как к отдельным словам, так и словосочетаниям. Приводится семантический анализ и морфологический разбор слов, определяются их синтаксические функции. Устанавливается смысловая связь между аятами как образующими единое целое, упоминаются варианты рецитации слов. Тафсир аль-Байдави отличает предельная сжатость формулировок и глубина их смыслового наполнения, что требует от читающих его лиц соответствующей подготовки, и вообще понимание его без дополнительных пояснений является затруднительным. Хаджи Халифа в своем библиографическом труде «Кяшф аз-зунун» приводит 15 наименований полных субкомментариев (حاشية) к тафсиру аль-Байдави и 20 частичных (تعليقة) [8, с. 186–190], что свидетельствует о широкой популярности этого толкования. В частности, в хранилище Центра письменного и музыкального наследия Института языка литературы и искусства им. Г. Ибрагимова Академии наук Республики Татарстан (ЦПиМН ИЯЛИ им. Г. Ибрагимова АН РТ) имеется рукописный список «Субкомментария ʻИсам-ад-дина на «Тафсир аль-Байдави»»10, а также субкомментария некоего Садр-ад-дина¹¹ (оба были описаны нами в период работы в 2021 г.). Там же в 2016 и в 2019 гг. нами были описаны два списка непосредственно тафсира аль-Байдави. Первый сделан в Константинополе в период с 1055 по 1056 г. по хиджре (1742 г.)¹²; второй, судя по палеографическим данным, ‒ в начале XIX в. в Бухаре¹³.

Указанный рукописный субкомментарий, судя по палеографическим данным, был создан в Бухаре, как следует из колофона, уроженцем г. Мерв (совр. Туркменистан) в 1025/1615 г. На то, что книга принадлежала лицу татарской национальности, указывает владельческая запись на начальном листе: «Собственность Мухаммад-Шакира сына Ахмад-шаха Утямышева»¹⁴.

О популярности данного тафсира в татарских ученых кругах свидетельствует его упоминание Р. Фахреддином в библиографическом труде «Асар», в перечнях, использовавшихся в учебном процессе книг [9, с. 41, 112, 154, 221, 247, 270, 348]. Он же в сборнике «О религиозных и социальных вопросах» при обзоре наиболее известных тафсиров отмечает ценность тафсира аль-Байдави и незаурядный талант его создателя [10, с. 28]. Выдержки из тафсира аль-Байдави встречаются в работах Ш. Марджани «Назурат аль-хакк» [11, с. 144–157] и «аль-Хикма аль-балига» [12, с. 25, 33]. Этот тафсир упоминается и в каталоге частной библиотеки, принадлежавшей ученому [13, с. 27].

Фрагмент из тафсира

В качестве примера приведем перевод комментария к последней суре Корана «Люди»: «Скажи: прибегаю». Варш¹⁵ в обеих сурах¹⁶ читал с опусканием хамзы и переносом ее огласовки на [букву] лям. «К Господу людей». Поскольку в предшествующей суре [говорилось о] прибегании [к Аллаху] от вредов телесных, которые включают человека и иное, а в этой суре [речь идет о] прибегании от вредов, которые постигают человеческие души, то идафа¹⁷ в первом случае общая¹⁸, а здесь связана с людьми. Будто сказано: прибегаю от зла наущателя людям к их Господу, Который распоряжается их делами и заслуживает их поклонения. «Царю людей, Богу людей» ‒ приложения (عطف بيان) при нем¹⁹. Ибо иной раз господин не является царем, а царь не является господином. В этом построении (نظم) [содержится] как указание на то, что Он – Всевышний – заслуживает прибегания, способен оказать помощь, не отстранен от этого, так и указание на степени рассуждающего в познании. Ибо первоначально человек узнает благодаря наблюдаемым у него явным и скрытым дарам, что у него есть Господь. Затем он углубляется в рассуждения и убеждается в том, что Он не нуждается ни в чем, и что всякая вещь принадлежит Ему, и что распоряжается ею Он. Он является Истинным Владыкой. После чего он приходит к выводу, что Он заслуживает поклонения, а не иной […]. Слово «людей» повторяется в связи с тем, что его употребление дает большее разъяснение и указывает на почетное положение человека. «От зла наущения (аль-васвас)», то есть от наущения (аль-васваса), подобно тому, как [слово] зальзаль («землетрясение») означает зальзаля («землетрясение»). Масдар же [пишется] через кясру²⁰, как зильзаль. Под этим подразумевается наущатель. Он был назван по своему действию для гиперболы. «Скрывающегося», которому свойственно скрываться, то есть отступать, когда человек поминает своего Господа. «Который наущает в груди людей», когда они перестают поминать своего Господа […]. Слово «который» находится в позиции [слова] в род. падеже, являясь определением²¹, или в позиции [слова] в вин. падеже, являясь [дополнением при опущенном глаголе] порицания. «От джиннов и людей» объяснение «наущателя», либо для «которого», либо связано с [глаголом] «наущает», т.е. наущает в их груди со стороны джиннов и людей. Говорится также, что [это] объяснение для «людей» […] [14, с. 467–468].

Заключение

Осмысленное прочтение тафсира аль-Байдави требовало не только основательных познаний в области арабского языка и его грамматики, осведомленности в мусульманских науках в целом, но и способности к абстрактному философскому мышлению в рамках мусульманского мировоззрения. Данное обстоятельство позволяет судить о наличии соответствующих компетенций у представителей татарской религиозной интеллигенции XIX ‒ начала XX в. и их высоком уровне образованности, позволявшей им пользоваться «элитарной» религиозной литературой, к которой по праву относится и тафсир Насыр-ад-дина аль-Байдави. Наличие в распоряжении татар-мусульман списков рукописных книг, сделанных в указанных регионах, свидетельствует также об имевших место контактах между мусульманами России и их единоверцами на Востоке.